Новый Новгород

или нерусская идея

Нет, С ВАМИ мы не русские!

Александр Солженицын, “Архипелаг ГУЛаг”

I have nothing to offer but blood, toil, tears and sweat.

Winston Churchill, speech to the House of Commons on 13 May 1940

Вскоре после того, как я начал писать тексты, я осознал, что если под статьёй нет ни одного комментария “бред какой-то“ или “автор сам не понимает, что пишет“, можно считать, что у меня не получилось сказать ничего действительно нового и интересного. Надеюсь, под этой статьёй подобных комментариев будет много. Возможно, она даже поставит по ним рекорд. К мысли, которую я излагаю ниже, было непросто привыкнуть даже мне самому, хотя я живу с ней уже полгода.

На самом деле всё началось гораздо раньше, ещё в конце 1999 — начале 2000, когда я с изумлением наблюдал, как большинство сограждан, включая многих моих либеральных знакомых, сначала с энтузиазмом встретили назначение преемником бывшего КГБшника и развязанную им войну, а потом и проголосовали за него на выборах. Именно тогда я впервые почувствовал, что мне с моим народом не по дороге.

Эта мысль стала особенно острой 8 лет назад, в 2014-м, с началом “крымского консенсуса“, который сложился как-то без меня. Я даже помню точный момент, когда ощущение превратилось в слова. Это случилось поздней осенью 2014-го. Я наконец-то вернулся в Прагу после бесконечных гнетущих месяцев, проведённых в пост-крымской Москве, мы пили с чешскими друзьями плзеньское в старой полутёмной пивной, они расспрашивали меня о том, что сейчас думают русские, и утешали, что я ни в чём не виноват, и я вдруг очень остро ощутил, как всё внутри сжимается от злости и бессилия. В тот момент у меня впервые возникла мысль, которая в конце концов и привела меня к данной статье. Ещё не ответ, а только вопрос.

Потом проблема опять стала хронической, едва заметным ноющим ощущением на периферии сознания — и во второй раз обострилась в конце февраля 2022. Обострилась настолько, что уже не отходила на задний план ни через месяц, ни через два; я не мог перестать о ней думать. Я точно знаю, что примерно с тех самых пор о ней думаю не только я, но и многие, многие другие.

Решение, изложенное ниже, во второй половине статьи, пришло в апреле этого года, вскоре после публикации “Мы, вы и они”, но окончательно сформировалось только сейчас, в процессе написания этого текста. Многих оно шокирует, кому-то покажется дикостью, кого-то наверняка возмутит. Но жить с этой проблемой всю жизнь я не хочу, а другого решения не вижу.

Итак.

I.

Поздравляю, вы покинули Россию.

Теперь вы находитесь в лучшем положении, чем почти 200 миллионов человек.

Вас не бомбят и не обстреливают, как 40 миллионов украинцев.

Вас не схватят на улице, чтобы затолкнуть в автозак или всучить повестку. Вам с утра до вечера не засирают уши соловьиным помётом. И вы можете свободно высказывать своё мнение, не опасаясь ареста за пост, репост или просто лайк.

Пора проверить свои привилегии.

Проверили? На месте? Отлично — вы их заслужили.

Тем, что оказались прозорливей, активнее и решительнее подавляющего большинства россиян. Тем, что не спрашивали “Кому я там нужен?“ и “Кто даст мне там такую же зарплату?“ а взяли свою судьбу в свою руки и не побоялись начать жизнь с нуля. Тем, наконец, что не захотели терпеть на шее ярмо и хотя бы косвенно помогать преступной войне.

Если, конечно, вы не из тех, кто “не интересуется политикой” и уехал просто, чтобы его не забрали. Или потому что в Москве закрылись Макдональдс и H&M. В таком случае эта статья не для вас.

И если вы считаете, что страдания русских сейчас не меньше, а может, и больше страданий украинцев, эта статья тоже не для вас, хотя я не могу запретить вам её читать.

Эта статья для Нас из моей апрельской статьи “Мы, вы и они“. Для тех, кто уехал не от Путина, а от всего великого русского народа с его традициями и скрепами, и не собирается возвращаться.

В меньшей степени, эта статья и для Вас: тех, кто хотел построить ПРБ, но уехал из-за невозможности дальнейшей борьбы. Может быть, она даст вам более интересную и, главное, реальную цель.

Ещё раз поздравляю всех нас с тем, что мы не в России.

Но это не значит, что у нас всё хорошо. В то время, когда в Европе идёт самая большая война за три четверти века, хорошо может быть только мерзавцам. И уж тем более не может быть хорошо тем, кто родился и вырос в стране, которая эту войну развязала, и не смог её остановить.

Мы злы. Мы в депрессии. Мы растеряны.

Мы, как можем, помогаем Украине, и нам становится от этого легче, но только временно.

У нас есть очень серьёзная проблема. Даже Проблема:

Мы перестали понимать, кто мы.

II.

Большинство из нас уехали задолго до Крыма. Но некоторые сделали это только сейчас, после 24 февраля. Многие давно стали гражданами других стран, у большинства есть хотя бы ПМЖ, но у некоторых нет даже вида на жительство, и они сейчас живут на птичьих правах в Грузии, Армении или Казахстане. У большинства есть стабильная работа, но некоторые проедают то, что им удалось вывезти.

Но нас всех объединяет одно: мы уехали не от Путина, а от дорогих соотечественников, “великого русского народа“, который этого Путина породил, вознёс на вершину власти и продолжает быть его пушечным мясом: кто-то из страха, кто-то от безразличия, а кто-то и с искренним рвением.

Мы не верим, что Россия будет свободной, и не собираемся возвращаться, ни после смерти Путина, ни вообще никогда.

Мы не считаем Россию своей страной и не называем “нашими“ российских солдат.

Мы давно не чувствуем общности с теми, кто там остался, за исключением родных и друзей. Даже с “несогласными“, которые держат фигу в кармане и ходят на “выборы” голосовать за псевдонезависимых кандидатов, потому что “Что же нам ещё делать?“ У нас нет вопроса “Что делать?“ Мы знаем, что: помогать ВСУ, украинским беженцам и вообще Украине.

Это ставит нас в дурацкое положение: мы не чувствуем никакой общности с 99% русского народа, большинство из нас давно не живёт в России, но при этом мы продолжаем, пусть и скрипя зубами, чувствовать себя так, словно мы имеем самое прямое отношение к своей бывшей стране и её народу — хотя мы сами выбрали его не иметь и сделали для этого всё возможное.

После 24 февраля, это положение стало не просто глупым, но трудно выносимым. Мы видим, что сотворили русские солдаты в Буче, потом читаем посты россиян про “в трудную минуту нужно быть со своим народом“ и понимаем, что этот народ не наш.

Пора назвать вещи своими именами. Мы не хотим быть русскими.

Некоторые уже пишут об этом прямо.

Другие тоже чувствуют то же самое, но не решаются высказать вслух, как будто это табу.

Мы пытаемся найти альтернативы, пытаемся самоопределиться по ДНК (“я на 50% русский, на 25% еврей и на 25% татарин“) или месту проживания (“я европейский русский” или “я русский американец“).

Но это не помогает.

Нужны другие, радикальные меры.

Если мы не хотим быть русскими, нам нужно стать кем-то другим.

III.

Мы живём в неудачное время для эмигрантов.

Я говорю не о закрытии границ ЕС для граждан России и даже не о введении виз после Первой мировой — вплоть до нее в европейские страны и США можно было въезжать и оставаться там жить свободно, без всякой визы и даже без паспорта. Речь о более серьёзных вещах.

Когда древним грекам не нравились порядки в их собственном полисе и у них не получалось эти порядки изменить, они садились на корабли, находили свободное место на побережье Малой Азии, Северной Африки, Италии, Франции или Испании, и строили там новый город.

Бывало и наоборот — жители полиса сажали на корабли своих сограждан, не желавших следовать общим порядкам, и отправляли их искать себе новое место.

Основанные таким образом колонии были полностью независимыми от материнского полиса и иногда развивались в могучие процветающие города. Так были основаны Милет, Эспериды/Бенгази, Византия/Стамбул, Сиракузы, Неаполь, Массалия/Марсель, Аспалатос/Сплит и фактически все города черноморского побережья от Одессы до Батуми, и по часовой стрелке и против.

Тем же занимались и финикийцы, основавшие вдали от родного Ливана современные Ларнаку, Санторини, Палермо, Рабат, Алжир, Танжер, Триполи, Малагу, Кадис, Ибицу, Гибралтар и Лиссабон. И, конечно, Карфаген, — колонию Тира, просуществовавшую почти 700 лет и ставшую гораздо более успешным и могучим государством, чем её материнский город.

Но важно не то, кто и что основал, а то, что люди, которых не устраивали порядки на родине, могли, объединившись, найти себе новое место и жить там по собственным законам. Какие-то из этих групп выдерживали проверку временем, какие-то нет, но шанс был у всех.

В 8-12 веках нашей эры так же поступили норвежцы, перебравшиеся в Исландию и основавшие там, вероятно, самое свободное общество в мировой истории.

16 сентября 1620 года из английского Плимута вышел корабль Мэйфлауэр с сотней религиозных диссидентов, не желавших подчиняться государственной Англиканской церкви и называвших себя “пилигримами“. Через 2 месяца корабль причалил у берегов нынешней Новой Англии, на Кейп-Код, где пилигримы основали первую успешную независимую от государств и торговых компаний колонию на территории Северной Америки. Ещё на корабле они подписали “Мейфлауэровский договор“, вводивший в их колонии самоуправление.

Вскоре другие самоуправляемые колонии появились на Род Айленде, в Коннектикуте, Массачусетсе и далее везде. Потомки этих колонистов устроили Американскую революцию и основали США.

Раньше, если людей не устраивал их народ, они садились в фургон или на корабль, переселялись на новое место и становились другим народом. Теперь все уголки света заняты. Мы тоже сели на самолёт и улетели от России за тридевять земель, но мы не можем объявить себя новым народом.

Хотя, почему не можем?

Мы не можем занять свободную землю, потому что такой в мире нет. Но существуют народы и без земли, которые, как и мы, живут в рассеянии. Евреи жили без своего государства почти две тысячи лет.

Да, к моменту потери государства евреи уже были народом. Никто не объявлял себя народом, уже находясь в рассеянии. Но почему бы нам не стать первыми?

Хотя время для построения нового государства на новой земле сегодня очень плохое, лучшего времени для построения сетевой нации, распределённой по всему миру, в истории ещё не было.

Но что нам даст новая нация?

IV.

Сначала нужно понять, чего она нам точно не даст.

• Она не избавит нас от коллективной ответственности, верим мы в неё или нет. Что бы мы ни строили, и как бы мы себя ни называли, первые годы все будут считать нас русскими просто по месту рождения, и относиться к нам так же, как и к любым другим русским. Пока не закончилась эта война, пока Украина не победила — с презрением и подозрением. А к тому моменту, как нас начнут считать кем-то другим, война наверняка давно закончится. Мы можем добиться, что нас начнут воспринимать иначе, лет через 10-20, не раньше, и только если мы будем над этим активно работать.

• Она не поможет нам получить “паспорта хороших русских”, счета в западных банках и все остальные бонусы, которые обещала своим сторонникам российская оппозиция в изгнании. По той же самой причине: ни у кого сегодня нет сил и времени, чтобы разбираться в том, кто плохой русский, кто хороший, а кто вообще не хочет быть русским, и уж тем более одаривать хороших подарками — все заняты куда более важным делом помощи Украине.

• Она вряд ли позволит нам, даже через десять или двадцать лет, получить в управление хотя бы небольшой кусочек Земли. Все они давно заняты и планы построении другой, образцовой России в какой-нибудь отторгнутой у РФ Калининградской области так и останутся планами: если эту область действительно когда-нибудь отторгнут, её наверняка поделят друг с другом Польша и Литва, которые не захотят иметь под боком ещё одно русское государство. Или чешская шутка про вернувшийся в родную гавань Краловецкий край внезапно станет реальностью и область отдадут чехам, которых все рады иметь соседями. Не важно — русской она не будет.

Об этих мечтах можно и нужно забыть. Новая нация нужна для другого.

Главная наша проблема не в том, как нас воспринимают снаружи: то, что снаружи России нас воспринимают и ещё долго будут воспринимать как русских — объективная неизбежность и мы её можем только принять.

Главная наша проблема в том, как мы воспринимаем себя.

V.

Людям нужно чувствовать себя частью группы. Это не баг, а фича, так распорядилась эволюция. Человек — социальное животное, в одиночку или даже семьёй он, за редкими исключениям, долго не выживает. В первобытные времена этой группой было племя. В античные — полис. Потом опять племена. И начиная с высокого средневековья — народ.

Формы меняются, но суть остаётся — почти всем из нас нужно чувствовать себя членами большой и сильной группы. Группы, которая выручит в трудной ситуации и поможет достигнуть жизненных целей.

Мы родились в группе, которая называется русский народ, и в государстве, которое называется Россия. Но ни народ, ни государство не выполняют для нас своих функций. Они стали для нас полностью чужими, а мы — полностью чужими для них. Вместо того, чтобы нам помогать, они хотят посадить нас в тюрьму и использовать как пушечное мясо. Вместо инструмента для достижения жизненных целей они стали угрозой самой нашей жизни.

Когда мы это поняли — кто раньше, кто позже, кто сознательно, кто подсознательно — мы сказали им “прощай” и уехали.

И на новом месте мы чувствуем себя лучше. У тех из нас, кто уже получил иностранные паспорта, появилось государство, которое им помогает. У тех, кто их ещё не получил, по крайней мере нет ощущения постоянной угрозы от собственных властей и соотечественников. Но у нас нет того, что есть у чехов, французов, американцев — ощущения принадлежности к большой и чётко очерченной группе. Мы можем говорить, что, мол, ерунда и нам оно и не нужно, но это будет самообман. Необходимость быть частью группы заложена в нас природой, без неё нам чего-то не хватает.

Тем, кто живёт в США, Канаде, Австралии или Израиле, легче. Они могут считать себя американцами, канадцами и т.д. Те, кто уехал в Европу и, тем более, Азию, находятся в худшем положении. В Чехии или Франции иммигрант не станет чехом или французом, как бы прекрасно он ни интегрировался в местное общество. Не потому, что его не примут, по крайней мере в больших городах всегда есть люди, которые принимают иммигрантов как своих. А потому, что он сам не будет чувствовать себя чехом или французом. Чехи и французы — не иммигрантские этносы, они определяются не местом проживания, а местом рождения, а то и местом рождения родителей. И мы об этом прекрасно знаем, и поэтому можем считать себя чешскими гражданами (если нам выдали паспорт) и даже чешскими патриотами — но не чехами.

Но и у тех, кто переехал в США и Израиль, всё равно есть проблемы. С тех пор, как эмиграция туда перестала быть такой массовой, как 100/50 лет назад, местное большинство культурно отличается от приезжего меньшинства. Они выросли на других книгах, фильмах, комиксах и телешоу. Им рассказывали другие истории в школе. У них был другой родной язык. Вы даже после многих лет жизни не понимаете всех их аллюзий, или, по крайней мере, понимаете их не сразу. Они культурно другие. Вы можете стать американцем, но стопроцентным американцем вы себя всё равно не почувствуете. Останется пусть маленький, но зазор.

Не стану говорить за всех, но полностью влиться в другой, уже существующий, народ, так, чтобы чувствовать себя его полноценной частью, у подавляющего большинства из нас никогда не получится. А тот народ, в котором мы родились и выросли, стал для нас не просто чужим, а Чужим.

Мы оказались в пустоте — мы уже не хотим быть русскими, но мы не можем стать настоящими американцами, чехами или французами, просто потому, что мы среди них не выросли, а теперь уже поздно.

У нас есть выбор — либо висеть в этой пустоте до конца своей жизни, либо придумать себе новый народ.

VI.

Но просто придумать новый народ не достаточно. Просто от того, что мы назовём себе новым словом, мы никем новым не станем. Это будет просто глупая игра, которая быстро наскучит.

Если мы хотим создать новый народ, этот народ должен решать практическую задачу.

Какие задачи решает сегодня национальное государство? В первую очередь оно должно помогать своим гражданам в самые трудные часы. Российское государство эти трудные часы нам устраивает.

Мы делимся на три очень ясно очерченные группы: те, у кого уже есть иностранные паспорта, те, у кого нет паспортов, но есть ВНЖ, и те, кто, сбежав уже после начала войны, живёт за границей на птичьих правах.

Первые, с паспортами, находятся на третьей ступени пирамиды Маслоу: “Потребность в принадлежности к общности“. Их базовые потребности удовлетворены, у них есть государство, которое о них позаботится, и у них есть время и возможность задуматься об экзистенциальной проблеме, изложенной выше: “Кто мы, если мы уже не хотим быть русскими?“

Остальные две группы находятся на первой и второй ступеньке снизу: “Потребность в безопасности“. Конечно, не той элементарной физической безопасности, которой сейчас нет у украинцев, но тем не менее. Они, даже те, у кого есть ВНЖ, не знают, что ждёт их завтра. И русское государство — последнее место, куда они могут обратиться за помощью.

Если мы хотим стать народом, нашей главной задачей, как и у любого другого народа, будет помощь тем из нас, кто не может без неё обойтись. Народ — не значок и не самоназвание, а страховочная верёвка, связывающая всех его представителей.

Это то первое, что нам нужно будет построить, если мы действительно хотим стать народом. Без этого ничего не получится.

Первое, но не единственное. Об остальном чуть позже. Сначала о том, каким именно народом мы хотим быть. Народу нужно название. И не просто название, а название, за которым что-то стоит.

VII.

Что делает народ народом? Первыми в голову приходят общий язык и общая территория. Но и то и другое не обязательно. Вспомним евреев. На протяжении тысячелетий у них не было ни общей территории, ни общего языка: евреи в рассеянии говорили на идише, ладино, арамейском, еврейско-арабском, бухори, киврули и ещё десятке разных языков. Всё это время евреев объединяла идея — их общая религия. Национальные идеи являются важной частью самосознания и некоторых других народов, например, американцев и швейцарцев — у вторых, кстати, нет единого общего языка.

У нас нет общей территории, но у нас есть общий язык. Остаётся добавить идею.

Нас, тех, к кому обращена эта статья, по самой максимальной оценке миллион, может, два (подробнее я писал об этом в “Мы, вы и они“). С одной стороны, это очень мало, на два порядка меньше, чем русских. С другой — более, чем достаточно, чтобы создать не один, а десятки новых народов на любой вкус и цвет: в мире есть народы на тысячи или десятки тысяч человек, и некоторые из них вполне неплохо себя чувствуют.

Я не могу и не собираюсь говорить за всех, кто уехал: у меня нет подписанной “хорошими русскими“ бумаги о том, что они признают меня своим представителем. Возможно кто-то из эмигрантов верит в учение Маркса, потому, что оно всесильно и верно, и хочет всё взять и поделить. А кто-то другой — возродить на далёких тропических островах православие, самодержавие и народность с каким-нибудь троюродным внучатым Романовым во главе. Флаг им в руки, красный или бело-жёлто-чёрный.

Я хочу предложить другую национальную идею, и надеюсь, что найдётся достаточно людей, которым она придётся по душе.

Эта национальная идея — Свобода и Предприимчивость.

VIII.

«Дух свободы и предприимчивости, политическое сознание «мужей вольных», поднимаемое идеей могущественной общины «господина Великого Новгорода», — нигде более в Древней Руси не соединялось столько материальных и духовных средств, чтобы воспитать в обществе эти качества, необходимые для устроения крепкого и справедливого общественного порядка»

В.О. Ключевский, Лекции по русской истории

Такой дух был редкостью не только в Древней Руси.

Россия — не единственный филиал Ада на Земле, в мире есть и страны, где живётся похуже. Но, из всех филиалов Ада, Россия — самый большой, самый вооружённый, самый агрессивный и самый опасный. Нам не повезло родиться в стране, которую не зря называют Мордором.

Но можно посмотреть на вещи и с другой стороны.

До 18-го века в мире жили сотни, а может и тысячи разных народов. Но до Эпохи просвещения всего семи из них удалось построить государства с полноценной и развитой даже по сегодняшним меркам демократией.

Это греки, итальянцы, карфагеняне, швейцарцы, фризы, исландцы, а также жители Северо-Западной Руси, словене и кривичи, создавшие Новгородскую, а потом и отделившуюся от неё Псковскую республики.

Из всех этих семи народов демократия была непрерывной лишь у швейцарцев. Греки, итальянцы и исландцы теряли демократию на века, чтобы потом снова к ней вернуться. Фризы потеряли независимость и стали частью Нидерландов, но сохранили и себя как народ, и основы своей демократии.

И только два из семи народов просто исчезли, раздавленные враждебными соседями. Это карфагеняне, чей город римляне сожгли и засеяли солью, а самих их отдали в рабство, и новгородцы с псковичами, которых московиты частично перебили, а частично выгнали из их городов и расселили по далёким углам Московского царства.

В большинстве из нас, вероятно, есть хотя бы капля крови этих новгородцев. И что значительно важнее, Новгород — часть нашего наследия и нашей культуры.

Многим другим нужно бурить свою историю на многие километры вглубь и старательно обогащать добытую породу, чтобы докопаться хоть до маленькой доли свободы. Мы же принадлежим к той крошечной горстке счастливых народов, чья свобода лежит на поверхности, хоть черпай ее вёдрами.

Но её не только не берут, от неё шарахаются, как чёрт от ладана. Как пишет тот же Ключевский, в глазах московских летописцев новгородцы были хуже неверных.

Россия воспринимает свободу как ржавчину, разъедающую само здание её государственности. Поэтому её пытаются забыть или оболгать — после аннексии Крыма на месте битвы у реки Шелонь, в которой Москва покончила с новгородской свободой, установили аж два памятника. Надпись на первом гласит «Здесь на берегу реки Шелони 14 (27) июля 1471 года произошла битва между войсками Москвы и Новгорода за объединение разрозненных русских княжеств в единое Российское государство», надпись на втором — «Победа на реке Шелонь 14 (27) июля 1471 покончила с междоусобием, открыла дорогу к единению, свободе и могуществу Руси».

Да-да, особенно к свободе.

Мысль перестать быть Москвой и вернуться к Новгороду приходила в голову многим русским. Предложения положить новгородскую идею в основу новой России звучали как минимум с начала 20-го века. Я и сам одиннадцать лет назад написал статью, в которой предлагал символически перенести столицу России в Новгород и начать отсчёт истории заново. И сейчас российская оппозиция в эмиграции сделала себе новый бело-сине-белый флаг, который якобы был флагом Новгородской республики (на самом деле он не имеет к ней никакого отношения, но намерение хорошее).

Эти предложения каждый раз с энтузиазмом обсуждало 10 000 - 20 000, в лучшем случае 100 000 - 200 000 человек. Остальные россияне издавна относятся к таким прожектам с полным безразличием либо открытой враждебностью. Им, как говорил Столыпин, нужна Великая Россия. Великая, а не свободная.

Нам была нужна свободная Россия, но ни 20, ни даже 200 тысяч человек не могут развернуть Россию к свободе.

Но они могут создать новый свободный народ.

“Дух свободы и предприимчивости” — это не только про граждан Новгородской республики, но и про нас. Свободы — потому что мы не захотели жить в несвободной стране. Предприимчивости — потому что мы не стали спрашивать “Да кому я там нужен?“, “Что я там буду делать?“ и “Кто мне даст такую же зарплату“, а, засучив рукава, нашли работу, сделали визы или даже просто уехали в никуда, не побоявшись потери уровня жизни и/или социального статуса в первые несколько лет.

У нас достаточно предприимчивости, чтобы создать распределённое сетевое государство на основе новгородских республиканских ценностей, которые Москва планомерно уничтожает последние полтысячи лет.

И самое подходящее название для такого государства — Новый Новгород.

А для народа — новогородцы, по аналогии с нижегородцами. Или просто новгородцы — и плевать на путаницу с жителями одноимённого города.

IX.

Пинхас Полонский в своей книге о создателе религиозного сионизма раве Куке цитирует его слова о том, что народ без государства — как душа без тела. Он может только маяться и не способен ничего сделать.

Наше тело, Россия, к сожалению, уже не первый век находится в состоянии амока и пытается убить себя об стену. Поэтому нам пришлось это тело покинуть. Лучше уж совсем без тела, чем с телом, которое стало твоим худшим врагом. Сможем ли мы как душа существовать отдельно от тела?

В своей метафоре Кук и Полонский, очевидно, в первую и главную очередь имеют в виду некую высшую миссию народа, которую он не способен осуществить без своего государства. Но это утверждение в существенной мере верно и в отношении обычной жизни. Если говорить не о народе вообще, а о людях, его составляющих, своё государство облегчает им получение образования, создание и развитие бизнеса, обеспечивает защиту от произвола и помощь в тяжёлых ситуациях. У евреев в рассеянии были проблемы со всем перечисленным. Своё государство явно пошло им на пользу.

С другой стороны, государство — не только и даже не столько помощник. Как писал классик социологии Макс Вебер, государство — это в первую очередь монополия на насилие. И эта монополия не только защищает тебя от преступников, но и отнимает у тебя деньги — в точности как мафия, которая собирает с людей деньги за охрану. И точно так же, как мафия, государство, если ты ему не платишь, может всё у тебя отобрать. Английский политолог и историк Сэмюэль Файнер назвал это extraction-coercion cycle: государство отбирает у подданных деньги, финансирует на эти деньги свои силовые структуры, которые от этого становятся сильнее и эффективнее и могут изымать у населения ещё больше денег, которые опять их усиливают — в этом и состоит, по Файнеру, ключевой элемент государственного строительства.

К счастью, сетевое государство избавлено от необходимости грабить собственных граждан.

Во-первых, функцию государства как монополии на насилие уже выполняют те страны, где мы живём, и нам не нужно её дублировать.

Во-вторых, традиционное государство контролирует территорию и, как следствие, всех людей, которые на ней живут, хотят они того или нет. Сетевое государство является добровольным, его гражданами становятся только по собственному желанию, и его не нужно ни к чему принуждать. Главным наказанием в греческих полисах было изгнание — тех, кто не хотел подчиняться общим правилам просто выгоняли из города. В сетевом государстве это можно сделать намного легче и вообще без материального ущерба для изгнанника, который потеряет лишь доступ к общей группе и предоставляемыми ей возможностями.

Но о каких возможностях идёт речь?

X.

Рав Кук писал о народе без государства, как о душе без тела, в первой трети 20-го века. Тогда ни о каком сетевом государстве речи идти не могло. Но с появлением интернета ситуация радикально изменилась.

Люди, живущие в разных концах мира, могут без труда общаться друг с другом, принимать совместные решения, совместно собирать деньги и совместно их тратить, совместно заниматься онлайн-бизнесом, онлайн-образованием и даже дистанционно получать медицинские консультации. Фактически все услуги, которые предоставляет традиционное государство, кроме полицейских и оборонных, сегодня можно организовать удалённо.

Вопрос в том, какие именно услуги нам нужны.

Я бы разделил их на три уровня.

Первый и самый важный: экстренная помощь. Если новогородцы внезапно и не по собственной воле оказались в зоне боёв или природной катастрофы, Новый Новгород должен суметь их оттуда вывезти. Если новогородцу понадобилась экстренная правовая или медицинская помощь, которую он, по независящей от него причине, не способен получить сам, Новый Новгород должен суметь найти ему адвоката или врача. Наконец, если какая-то страна по политической причине решила не продлевать новогородцу визу без его непосредственной вины, Новый Новгород должен помочь ему найти новый дом.

Следующий уровень не такой очевидный.

В раннем романе Нила Стивенсона Diamond Age (“Алмазный век“), который я очень советую всем прочесть, в 21-м столетии большие государства развалились. Их место заняла мозаика мелких княжеств и, что важнее, крупных “племён“ или “филов“ — сетевых государств, объединённых не общей территорией, а общей культурой.

В романе постоянно повторяется мысль, что не все культуры равноценны, и те из них, которые способны обеспечить своим носителям свободу, процветание и безопасность, лучше тех, которые этого сделать не могут.

Один из главных героев книги принадлежит к филу новых викторианцев. Это люди, которые решили, что культура викторианской Англии обеспечила ей небывалый прогресс и процветание, решили воспроизвести эту культуру от костюмов и традиционного чаепития до викторианской морали и социальной иерархии, и действительно стали одним из самых технически развитых и могущественных обществ на планете. При этом роман не написан в жанре стимпанк, новые викторианцы не строят паровые компьютеры, их фирмы создают новые нанотехнологии.

Не пугайтесь, я не призываю одеваться в косоворотки, писать письма на бересте и регулярно ходить на мост, чтобы драться там стенка на стенку. Но если государство строится не на общности территории, а на общности взглядов, у него может быть своё собственное онлайн-образование.

У него может быть и своя программа медицинских исследований, например, разработки вакцин или новых лекарств.

У него может быть даже собственная космическая программа и небольшая спутниковая группировка, которая, например, может обеспечивать гражданам связь и интернет в определённых точках земного шара, и, при необходимости, помогать странам-жертвам агрессии, чтобы им не пришлось зависеть от капризов миллиардеров и настроений президентов США.

В общем, кроме главных базовых функций сетевое государство при желании может заниматься и другими вещами, которыми занимается любое другое традиционное государство.

Мало того, сетевое государство может заниматься этим более эффективно, чем большинство традиционных государств, так как его граждане живут по всему миру и оно может выбирать самые благоприятные юрисдикции для любого из своих начинаний.

Я всегда был против того, чтобы традиционное государство лезло в бизнес, но сетевое государство по своей сути — не полицейский с дубинкой, а сплав добровольной пожарной команды, старообрядческой секты, кассы взаимного страхования и акционерного общества, так что почему бы и нет.

И, уже не как у государства, а как у народа, у нас может появиться собственная литература, написанная на русском языке (как американская написана на английском), но рассказывающая о наших реалиях, своя музыка и даже своё телевидение, как есть своё глобальное телевидение у китайских эмигрантов из Фалуньгун.

Наконец, третий уровень, ещё более необязательный, чем второй — это создание физических сообществ, закрытых (а может и открытых) жилых комплексов, от домов до целых посёлков, где граждане сетевого государства могут жить бок о бок и устанавливать собственные порядки.

Возможно, когда-нибудь, очень нескоро, у нас будет и настоящее государство. Не в России — возвращаться в Россию, чтобы пытаться навязывать русским свои порядки, — глупая и вредная идея. Скорее уж где-нибудь в Антарктиде или на Марсе. Но это уж совсем отдалённая перспектива, которую нет смысла обсуждать всерьёз. Вернёмся на землю.

В условиях, когда “своё“ государство является угрозой для нас, а чужие государства воспринимают нас как угрозу, у нас есть две главных потребности. Во-первых, потребность в реальной помощи: делом, деньгами или советом. И, во-вторых, потребность понимать, кто мы, и отличать своих от чужих. Русским, как нынешним, так и бывшим, вообще непросто друг с другом договориться. А уж сделать общий проект — тем более. Главная причина, по которой мы избегаем общаться с бывшими соотечественниками, — то, что мы не знаем, чего от них ожидать. В каждом встречном русском мы подозреваем запутинца. Если мы будем знать, что перед нами не русский, а новогородец, эти подозрения исчезнут.

Эти задачи мы и должны решать на первом этапе. Главный смысл Нового Новгорода — солидарность. Не фальшивая социалистическая “солидарность” из-под палки, а настоящая добровольная солидарность свободных людей.

XI.

Кроме вопроса “Что?“ нужно решить вопрос “Как?“ Как должно быть устроено такое сетевое государство?

Те, кто читают меня давно, уже знают ответ.

Главная беда России — централизация. Вечная про́клятая вертикаль. До последнего времени даже самые пламенные революционеры говорили, что Россия — большое государство, и поэтому ей нужна сильная президентская власть.

Мы видим, к чему эта сильная власть раз за разом приводит. Мы, те, кто уехали из России, не доверяем самозванным лидерам. Неслучайно попытка лидеров оппозиции назначить себя представителями всех “хороших русских” вызвала такие насмешки и отторжение.

Антропологи говорят, что у людей есть два типа лидерства. Первое основано на силе и подчинении, второе — на престиже и уважении.

Мы уже пожили в обществе, основанном на силе, и нам не понравилось. Так что не будем его копировать.

Новый Новгород — не Россия. Это антитезис России. Он должен управляться не не принуждением, а убеждением. В нём не должно быть президентов, премьеров и депутатов. Все главные решения, как и в историческом Новгороде или древних Афинах, должны приниматься общим голосованием, в котором может участвовать каждый гражданин.

Кроме этого, Новый Новгород должен быть конфедерацией, объединяющей общины новогородцев из Лондона, Праги, Нью-Йорка, Мельбурна и т.д. И все вопросы, которые могут решаться на местах, должны решаться именно там, оставляя для федерального уровня только самые главные проблемы, требующие всеобщих усилий.

XII.

И здесь мы переходим к вопросу гражданства.

Я не верю в локковскую концепцию общественного договора, который каждый из нас заключает с согражданами просто по факту рождения в своей стране. Как гласит популярная апокрифическая цитата из американского анархиста Лисандера Спунера: “Какой ещё общественный договор? Я нихрена не подписывал“.

Но, в отличие от тех, кто продолжает жить в стране своего рождения, мы, эмигранты, общественный договор заключили. Мы негласно обязались соблюдать правила и уважать обычаи страны, которая согласилась нас принять. А те из нас, кто получил гражданство, сделали это и гласно, принеся этой стране присягу.

Мы сделали это добровольно и без принуждения. Никто не заставлял нас эмигрировать именно туда, где мы сегодня живём.

Поэтому Новый Новгород должен стать проектом двойной лояльности. Мы должны быть лояльны как своей новой родине так и своему сетевому государству. А конфликты лояльности, если такие возникнут, разрешать переездом туда, где такого конфликта не будет.

Более того, мы должны быть не только лояльны стране, в которой живём — мы должны быть отлично в неё интегрированы. Мы должны хорошо знать её язык, разбираться в её традициях и культуре и не сидеть у неё на шее на пособии, а продвигаться по её социальным лестницам. Потому что только так мы сможем принести пользу не только ей — к чему нас обязывает элементарная благодарность — но и своему сетевому государству. Те из нас, кто не знает языка, не разбирается в окружении и вообще не интегрирован в общество, будут для всех остальных не помощью, а обузой.

Можно быть одновременно новогородцем и англичанином (насколько вы можете быть англичанином), новогородцем и американцем, новогородцем и израильтянином, новогородцем и украинцем — если кто-то из украинцев этого захочет. За одним очень важным исключением.

Невозможно быть одновременно новогородцем и русским — так же, как в конце 18-го и начале 19-го века невозможно было быть одновременно американцем и англичанином. Вся американская идентичность первых десятилетий существования США была построена на отрицании английской. Вся новогородская может быть построена только на отрицании русской.

Россия — наш естественный враг. Как стать американцем можно было лишь навсегда уехав из Англии, так и стать новогородцем можно, лишь навсегда уехав из России.

Да, чуть не забыл важное: новогородцами, разумеется, могут стать не только русские эмигранты, но и все, кто живёт не в России и разделяет описанные выше идеи.

XIII.

Я понимаю, что эти идеи вряд ли сразу вдохновят миллионы. Поэтому самый важный сегодня вопрос — это “Сколько?“ Какое минимальное количество граждан необходимо, чтобы Новый Новгород мог существовать?

Думаю, это минимальное количество граждан, необходимых для оплаты спасательной операции.

Предположим, что в далёкой стране, где находится один из “кантонов“ Нового Новгорода, началась кровавая революция, и всех граждан этого кантона — скажем, сто человек с семьями и домашними животными — нужно срочно эвакуировать. Для этого необходимо зафрахтовать два больших самолёта, найти этим людям жильё хотя бы на месяц, оплатить медстраховки и визы и иметь резерв на непредвиденные расходы.

Такая операция может стоить где-то от полумиллиона до миллиона долларов.

Если считать, что каждый из новогородцев сможет дать на эвакуацию сограждан по сотне долларов, то минимальный размер сетевого государства — 5-10 тысяч человек.

Это совсем не мало, 5-10 тысяч человек, объединённые общей идеей, могут не только оплатить пару чартеров и гостиницу, но и воплощать в жизнь куда более масштабные проекты. Штат SpaceX, которая оказывает куда большее влияние на мир, чем большинство государств, составляет меньше 10 тысяч человек, а в начале существования фирмы там не было и 200 сотрудников.

Труднее оценить максимальный размер. Я бы сказал, 5-10 миллионов, при большем уже сложно сохранить политическую общность. Это существенно больше, чем нас: хотя всего за пределами России живёт примерно 10 миллионов её уроженцев, но большинство из них просто остались в бывших союзных республиках после развала СССР или ещё в начале 90-х уехали на исторические родины: в Израиль, Германию и Грецию. Путинская эмиграция составляет, по разным оценкам, 2-2,5 миллиона человек. Это примерно столько же, сколько жило в Объединённых колониях к началу Американской революции.

Скорее всего, у нас сейчас нет и такого количества единомышленников, но и это нормально: эффективная организация не должна быть огромной. Штат Apple ― примерно 155 тысяч, Google ― примерно 135 тысяч. Во “Врачах без границ“ работает 35 тысяч человек. В Greenpeace, который, как бы к нему сегодня ни относиться, очень сильно изменил мир, — около 20 тысяч. В Древних Афинах было приблизительно 150 тысяч жителей.

В самом богатом, несмотря на почти полное отсутствие природных ресурсов, государстве мира, Лихтенштейне, живёт меньше 40 тысяч человек.

Вероятно, оптимальный размер сетевого государства — где-то между 20 и 200 тысяч граждан. Вполне реальная цифра.

XIV.

"Жить будем плохо, но недолго"

В.С. Черномырдин

Я очень уважаю Виктора Степановича, но тут я с ним не согласен. Меня можно назвать стоическим оптимистом: я считаю, что мы будем жить хорошо, но не скоро.

Я, конечно, надеюсь, что Новый Новгород будет построен в самые сжатые сроки. Надеюсь, но не рассчитываю. Сейчас нам предстоят, как говорил Черчилль, кровь, пот и слёзы, и только потом — успех.

Построить первое в мире сетевое государство — это вам не лобио кушать (привет всем уехавшим в Грузию и принимающим их грузинам). На этом пути будет много разочарований и провалов, мы ещё не раз разругаемся по мелочам и забредём не туда по-крупному. Но я уверен, что мы сумеем помириться и исправить ошибки. Или не мы, а следующая волна.

Россия, скорее всего, никуда не денется, и будет и в следующих десятилетиях и столетиях поставлять миру войны и эмигрантов. Предпоследнее их поколение уже сломало себе жизнь иллюзией, что Совдепия вот-вот падёт, и они с триумфом вернутся. Не хотелось бы, чтобы и мы повторили эту ошибку, но такое может случиться. Возможно, проект “Новый Новгород” на этот раз не взлетит. Я вполне отдаю себе в этом отчёт и не буду сильно расстраиваться — хотя несильно, конечно, буду. Меня устроит и то, что он останется как идея, как виртуальное сообщество людей, ценящих свободу и не боящихся менять свою жизнь.

Но лучше, если он всё-таки станет реальностью.

Последние месяцы “хорошие русские“ заняты тем, что ноют и жалуются на жизнь. Занимаемся этим и мы. Хватит ныть, пора действовать. Чтобы выиграть в лотерею, надо хотя бы купить лотерейный билет. Чтобы что-то построить, нужно хотя бы начать.

С чего именно начать? У меня есть пара идей, но я ими поделюсь, когда они будут лучше продуманы: даже эту статью я готовил полгода.

Возможно, и у вас появятся хорошие идеи, которыми вы захотите поделиться: либо у себя, либо здесь. Обычно комментарии под моими статьями открыты только для платных подписчиков, но на этот раз они будут открыты для всех (кроме офтопика, спама и срача).

Я бы заложил на обсуждение где-то год: потом уже нужно начинать воплощать мысли в жизнь. Но что-то — и в первую очередь проекты по помощи друг другу — можно начинать делать прямо сейчас. Многие уже так и делают, не дожидаясь никаких сетевых государств, и это лучший способ сетевого государственного строительства.

XV.

После февраля мы, эмигранты, с точки зрения внешнего наблюдателя, да часто и с нашей собственной, похожи на сыпь на карте. Мы — симптом опасной болезни, поразившей Россию и расползающейся по миру. Мы вызываем опаску и подозрения, которые тем сильнее, чем ближе мы к источнику инфекции.

Хватит быть сыпью. Мы должны стать россыпью огоньков на глобусе. Огоньков, символизирующих надежду. Огоньков, которых должно становиться всё больше, чтобы вокруг становилось светлее.

Да рассеется тьма, да взойдёт Новый Новгород.

Аминь. И Слава Украине. Не забывайте помогать ВСУ: то, что мы все сможем сделать завтра, зависит от того, что они делают сегодня.

UPD 1 Систематизированные ответы на комментарии к этому посту

UPD 2 По отличному совету одного из читателей, определение Нового Новгорода через отрицание, то есть через перечисление того, чем он не будет являться.

PS Если у вас есть впечатление, что автор о чём-то не подумал, то, возможно, это впечатление ошибочное. Поскольку я думал над этим текстом полгода, я думал и об очень многих вещах, которые не вошли в данную статью просто, чтобы она не превратилась в многотомную книгу. В том числе я думал и о многих возможных возражениях, которые сейчас приходят вам в голову. Я ещё буду об этом писать.

Но если у вас есть свои соображения, возражения и дополнения, пишите их в комментариях, это всегда полезно. Только без спама, взаимных оскорблений и офтопика. Спасибо.

---

Этот блог выходит только благодаря финансовой поддержке подписчиков. Вы тоже можете помочь ему материально прямо здесь, на Substack:

Или на Ko-Fi (больше разных вариантов поддержки и бонусов).

Огромное спасибо всем, кто помогает.

Гаранты Конца Света:

• Artem Porter

• Георгий Мягков

• Ilya Obshadko

• Edward Ben Rafael

• Dmitriy Vakhrushev

• Ilya K

• Kirill Bacherikov

Если вы пока не готовы стать подписчиком, вы можете поддержать этот блог и одноразовым пожертвованием

или в криптовалюте.

Мои аккаунты в соцсетях:

https://t.me/kaostap
https://www.minds.com/ostap/
https://twitter.com/ostap
https://www.facebook.com/karmodi/