Татария, которую мы потеряли
Жертвы искусства. Часть I
Представьте себе постапокалиптический мир. Рядом с разрушенными строениями нашей собственной цивилизации — Собором святого Петра, Тадж-Махалом, великими небоскрёбами эпохи ар-деко — ютятся дикари в глиняных хижинах. Дикари видят эти здания каждый день, но они не складывают легенды о том, что их построили боги в утерянном Золотом веке. Нет, они говорят, что они сами в любой момент могут построить точно такие же и даже лучше. Но вместо этого строят глиняные хижины, потому что глиняные хижины круче.
Это зачин моей любимой теории заговора, Татарии. Её истинные приверженцы говорят, что дикари — это мы.
Скотт Александер, “Камо грядёши, Татария?“ (Whither Tartaria?)
У этого текста было два источника вдохновения. Второй — статья Скотта Александера, написанная им в сентябре 2021 года, начало которой вы видите в эпиграфе. Первый — новость о Тадж-Махале, которую я прочёл на 8 месяцев раньше, в январе 2021, и много о ней думал — пока не прочёл слово “Тадж-Махал“ в статье Александера и пазл, наконец, не сложился.
I. Тадж Махал и другие
В 1631 году умерла Мумтаз Махал, жена Шах-Джанана, правителя империи Великих Моголов в Индии. Мумтаз, по описаниям современников — женщина удивительной красоты, доброты и ума, сопровождала императора во всех военных походах, была его ближайшей советницей и за 19 лет брака родила ему 14 детей. Рожая последнюю из них, дочку, в шатре, сопровождая Шах-Джанана в очередном военном походе, она и погибла. Дочь выжила (и прожила 75 лет), но император был безутешен. Когда он немного пришёл в себя, он решил возвести для умершей жены самый прекрасный мавзолей из всех, построенных в мире.
Так появился Тадж-Махал, самое известное сооружение Индии и одна из самых знаменитых достопримечательностей мира. Строители Тадж-Махала вдохновлялись мавзолеем Тамерлана в Самарканде и другими мавзолеями Тимуридов, но превзошли все их в великолепии.
Тут можно было бы начать перечислять, сколько мрамора и драгоценных камней ушло на строительство Тадж-Махала (мрамор, кстати, был инновацией, до этого подобные сооружения в Индии строили из песчаника), но мы этого делать не станем. Вместо этого мы перенесёмся примерно на 200 километров к северо-западу и на 4 столетия вперёд.
В январе 2021 года компания Microsoft объявила о том, что в Ноиде, городе-спутнике Дели, открылся её новый девелоперский центр, который должен будет стать одним из крупнейших девелоперских центров Microsoft в мире. В пресс-релизе компании говорилось, что архитектура центра вдохновлена Тадж-Махалом.
Давайте посмотрим.
“Вдохновлено Тадж-Махалом“. Так сразу и не скажешь.
Внутри можно найти чуть больше сходства. Вот галереи:
Вот залы:
Вот, так сказать, фойе:
Посмотрев на последнюю фотографию, с лифтом, вы даже можете подумать, что я специально подобрал такой неприглядный снимок. Вовсе нет, его подобрала пиар-служба Microsoft, специально для рекламного текста “Вдохновленный Тадж-Махалом, новый офис Microsoft ― рабочее пространство искусства“.
Что тут скажешь, рабочее пространство искусства сегодня действительно выглядит так. По сравнению со многими другими офисами, в том числе всемирно известных корпораций, смотрится в общем неплохо. Но если сравнивать новый Тадж-Махал со старым, не забывая, что копия создана компанией с фактически неограниченным бюджетом, на ум приходит одно слово:
Уныло.
Потому что, увы, такова реальность: по сравнению с архитектурой предыдущих веков нынешние здания выглядят уныло, зачастую убого, а иногда и просто уродливо. Увы, это касается всех зданий, если сравнивать их с их старыми аналогами. Нынешние жилые дома выглядят убого и уныло по сравнению с жилыми домами прошлого, нынешние “храмы” искусства и науки выглядят убого и уныло по сравнению со старыми храмами, нынешние штаб-квартиры мегакорпораций выглядят убого и уныло по сравнению с дворцами герцогов и королей. (Тут вы, вероятно, подумали о дворце Путина с аква-дискотекой. Мы о нём ещё поговорим, но позже).
Я уже вижу, как наливаются кровью глаза некоторых читателей и как они хватаются за клавиатуру, чтобы написать, что современная архитектура вовсе не унылая и уж тем более не убогая, и привести примеры своих любимых архитекторов. Не спешите. Формулировки в следующей, второй, части этого текста, возможно, устроят вас больше.
О тусклости и унылости современной архитектуры пишут уже очень давно. Том Вульф, отец американской “новой журналистики“, ещё в 1981 году выпустил об этом целую книгу From Bauhaus to Our House (От Баухауса к нашему дому), очень остроумную и сочащуюся ядом, которая очень понравилась читателям и очень не понравилась архитекторам. Ещё одна громкая книга о проблемах современной архитектуры, Architecture of the Absurd: How "Genius" Disfigured a Practical Art (“Архитектура абсурда: как «гений» изуродовал прикладное искусство“), вышла в 2007-м. Её написал философ Джон Сильбер, многолетний президент Бостонского университета, в юности работавший помощником архитектора. А уж статьей о том, в какой тупик зашла современная архитектура, написаны десятки. В последнее время их стало особенно много. И, как обычно, самую интересную из них написал лучший блогер современности Скотт Александер. Статья эта вышла в сентябре 2021 года и называется Whither Tartaria? (“Камо грядеши, Татария?“).
Причём здесь Татария? К этому мы тоже скоро вернёмся, а пока позвольте ещё один пример, из той же статьи Скотта Александера, из которой я взял эпиграф.
Мы живём под сенью Тадж-Махала, ар-деко небоскрёбов и т.д. Но наши собственные здания выглядят так. Штаб-квартира Google, одной из богатейших корпораций мира. Третьеразрядный купец 16-го века постеснялся бы жить в таком примитивном здании:
С иллюстрацией Александер немного лукавит. Штаб-квартира Google — не одно-единственное здание, а огромный комплекс, занимающий несколько кварталов, и это фото показывает его не с самой лучшей стороны. С других сторон штаб-квартира Google может выглядеть и иначе.
Например, так:
Есть и много других вариантов, хотя остальные выглядят не лучше, а то и похуже1 (в примечаниях будут фотографии; чтобы вернуться к тексту, снова кликните на номер).
Насчет третьеразрядного купца Александер тоже погорячился. Третьеразрядные купцы в 16-м веке жили достаточно скромно и с радостью въехали бы в любое из гугловских зданий только из-за их размера, наплевав на эстетические соображения. Хотя если говорить об эстетических соображениях… Так, например, выглядели дома третьеразрядных торговцев 16-го века в Моравии:
Если же мы посмотрим на дома действительно богатых бизнесменов эпохи Ренессанса, пусть и далеко не настолько богатых, как сегодняшние Брин и Пейдж, мы увидим, что их дома выглядели значительно более впечатляюще, чем здания Goolge, буквально по всем параметрам.
Дом английского шахтовладельца 16-го века:
Дом французского коммерсанта 16-го века:
Дом семьи итальянских предпринимателей 16-го века:
И это я ещё не показываю вам дворцы испанской или французской знати, которая в 16-м веке была куда богаче любых торговцев.
К этому моменту вы могли подумать, что мы с Александером приводим нечестные сравнения. Ведущие архитекторы наших дней способны проектировать не только унылые коробки, но и очень интересные, необычные здания.
Хорошо, давайте по гамбургскому счёту.
Вот, например, шедевр Захи Хадид, здание, которое всплывает чаще всего, когда ищешь её произведения в Гугле: Центр Гейдара Алиева в Баку (Кстати, почему самое знаменитое здание Захи Хадид стоит именно в Баку, а не, скажем, в Лондоне или Нью-Йорке? Об этом мы тоже поговорим позже).
А вот опять Тадж-Махал, если вы вдруг забыли, как он выглядит.
Как ни трудно мне в этом признаться, Тадж-Махал всё же смотрится лучше.
Но почему мы зациклились на Тадж-Махале?
Давайте возьмём самое популярное (опять же, если судить по выдаче Гугля) здание великого современного архитектора Фрэнка Гери — “Танцующий дом“ в Праге. Это визитная карточка архитектора и самое известное современное здание в Праге.
Сравним его с одним из самых известных старых зданий города — Староместской ратушей. Оба фото — с официального туристического портала Праги.
Танцующий дом оригинальнее ратуши, но вряд ли многие захотят спорить с тем, что ратуша красивее. С этим согласны и туристы — около собора ратуши всегда толпы, а к Танцующему дому доходят единицы.
Да что там ратуша. Обычные жилые дома конца 19-го начала 20-го века, построенные в презираемом историками архитектуры эклектическом стиле и стоящие на одной набережной с Танцующим домом, в 50-100 метрах от него, многие тоже сочтут более красивым, чем шедевр Фрэнка Гери.
Или — честное слово, последний пример — одно из самых знаменитых произведений другой звезды современной архитектуры: новое здание Еврейского музея по проекту Даниэля Либескинда. На фото оно справа. Слева — старое здание Еврейского музея, Kollegienhaus, построенное в 1735 Филиппом Герлахом, придворным архитектором Фридриха Вильгельма I, мало известным за пределами Германии. Да и в самой Германии тоже.
Творение Либескинда, конечно, оригинальнее, но, положа руку на сердце, какое из этих зданий кажется вам более эстетически привлекательным?
Корпус Либескинда выглядит интереснее (не сказать, что красивее), если смотреть сверху. Но многие ли видят его с этой точки, кроме пилотов Люфтганзы?
Это хорошо известное свойство современной архитектуры — с высоты птичьего полёта, на плане или в компьютерной модели она смотрится гораздо лучше, чем когда на неё смотришь в реальном мире, стоя на тротуаре.
2. Хороший вкус
Многие из вас наверняка сжимают кулаки и говорят про себя “А мне Гери с Либескиндом нравятся больше!“ и “Красота — понятие субъективное!“ Допустим (хотя на самом деле нет, но и об этом тоже позже). Давайте говорить не о том, какие здания красивые, а какие — уродливые, а о том, какие здания нравятся широкой публике, а какие вызывают у неё отторжение.
Тут у нас есть вполне объективный критерий — опросы общественного мнения.
И в этих опросах самыми красивыми всегда называют или относительно старые здания, а самыми уродливыми — новые или относительно новые. Причём самыми уродливыми публика часто считает здания, получившие престижные архитектурные призы.
Так, в британском опросе 1996 года самым уродливым зданием был назван построенный в 1966-м бруталистский Трайкорн-центр в Портсмуте. К первому месту он шёл долго — в опросе 1968 года его признали всего лишь четвёртым самым уродливым зданием Британии. А за год до этого, в 1967-м, он получил профессиональную архитектурную премию Civic Trust Award за “захватывающую визуальную композицию“. Вот она:
В 2003 году самым уродливым зданием Великобритании опрошенные признали построенный в 1982 году в Лондоне в таком же бетонном бруталистском стиле арт-центр Барбикан2 — домашнюю сцену Лондонского симфонического оркестра и Королевской шекспировской труппы. В том же 2003 году Барбикан внесли в список охраняемых памятников архитектуры.
В опросе 2005 первое место среди самых уродливых зданий Великобритании завоевал торговый центр Камбернолда3, построенный в 1967-м всё в том же бруталистском стиле и получивший сразу несколько архитектурных наград, в том числе приз Королевского института британских архитекторов за лучшее здание года.
Найти полные списки самых уродливых зданий Британии по опросам 2001 и 2005 годов мне не удалось, но за 2003-й есть первая десятка. Самое старое из самых уродливых зданий по опросу 2003-го построено в 1964-м, самое новое — в том же 2003. Два из них получили архитектурные призы, четыре внесены в список памятников архитектуры.
В пятёрке финалистов опроса 2016 года о самом уродливом сооружении Франции не оказалось ни одного здания, построенного раньше 1960-х. То же показывают опросы в Испании и Китае - самыми уродливыми зданиями публика всегда называет здания, построенные начиная примерно с середины 20 века и до наших дней. Некоторые из них, как и в Британии, тоже построены известными архитекторами и получили престижные архитектурные награды.
В 2018 опрос о самых уродливых зданиях провели в США. Но общенационального конкурса, к сожалению, не было. Жителей каждого штата попросили назвать самое уродливое здание в их штате. В 46 штатах из 50 самыми уродливыми признали послевоенные здания.
Так, например, выглядит самое уродливое здание Алабамы, консервативного республиканского штата на юго-востоке США.
А так — самое уродливое здание штата Вашингтон, прогрессивного демократического штата на северо-западе страны.
Самое уродливое по результатам опроса здание Алабамы стоит в райцентре Мобил, 400 тысяч жителей, и спроектировано малоизвестным архитектором из Техаса, у которого даже нет своей страницы в Википедии.
Самое уродливое здание штата Вашингтон стоит в мегаполисе, Сиэттле (4 миллиона жителей), и спроектировано великим Фрэнком Гери.
Но ненавидят их одинаково.
В списке есть ещё одно творение Фрэнка Гери — Художественный музей Вайсмана в Минеапполисе4, Миннесота. А также произведение другого мэтра современной архитектуры, Хельмута Яна, — Центр Джеймса Р. Томпсона в Чикаго5.
Произведения Гери мне нравятся, произведение Яна — нет. Но американской публике не нравится ни то, ни другое.
Тут кто-то наверняка вспомнит о том, как парижане когда-то ненавидели построенную в 1889 Эйфелеву башню.
Всё так, но есть одно огромное “но”. Эйфелеву башню и небоскрёбы ненавидели в первую очередь до её постройки, когда парижанам показали проект. Критиков действительно было очень много. Они говорили, что такое огромное железное сооружение испортит панораму города. Но вскоре после того, как башню закончили и публика смогла посмотреть на неё не в проекте, а в реальности, критика стихла. Уже через десять лет через постройки Эйфелева башня стала общепринятым символом Парижа.
Примерно та же история приключилась с мостом Золотые ворота в Сан-Франциско и некоторыми довоенными небоскрёбами Нью-Йорка — против их строительства яростно возражали, но как только их закончили, они быстро, буквально за 2-3 года, стали народными любимцами.
С послевоенной архитектурой история совсем другая.
Здание Гери в Сиэттле построили в 1993-м, но и в 2018-м, через четверть века, публика продолжала его ненавидеть. Многие другие здания в британском, американском, французском и испанском списках продолжают ненавидеть и через 40, 50 и 60 лет после постройки. К ним не привыкают ни современники, ни их дети, ни даже внуки.
Но давайте лучше поговорим о самых популярных зданиях.
В британском опросе 2001 года самым красивым зданием Великобритании был назван построенный в 12 веке Даремский собор.
Его же выбрали самым красивым зданием Британии читатели “Гардиан” через 10 лет, в 2011-м.
В опросе 2012-го самым популярным зданием Британии стал Букингемский дворец6.
В опросе 2015 года, последнем, о котором мне удалось найти сведения, победил собор святого Павла7 в Лондоне, построенный в 1708-м. Почти всю двадцатку самых красивых зданий Британии, по мнению публики, составляют старые дворцы и церкви. В первой двадцатке — всего 4 здания, спроектированных после Второй мировой: два небоскрёба, декоративная башня8 и похожая на космическую базу оранжерея9.
Но Британия — страна с долгой историей. Возможно, в молодой Америке дело обстоит иначе?
В 2007 Американский институт архитекторов провёл опрос общественного мнения о лучших зданиях Америки. Опрошенным не позволили просто высказать своё мнение — им пришлось выбирать из списка 248 зданий, предварительно отобранных архитекторами, где около половины составляли современные здания. Тем не менее в первой двадцатке оказалось всего два здания, построенных после Второй мировой: 10-е место занял вполне классический мемориал ветеранам Вьетнамской войны10, 19-е — башни-близнецы Всемирного торгового центра, уничтоженные террористами за 6 лет до опроса и, очевидно, выбранные публикой совсем не из эстетических соображений.
А самым любимым зданием американцы назвали построенный в стиле ар-деко Эмпайр-стейт-билдинг.
На втором месте — Белый дом, на третьем — неоготический кафедральный собор Вашингтона.
В 2020-м в США провели ещё один опрос: американцев спрашивали о том, какую они предпочитают архитектуру — современную или классическую. Классическая победила с огромным преимуществом — 72% против 28%.
Большинство публики в Англии, Америке и других странах ненавидит архитектуру постмодернизма, брутализма и конструктивизма и любит старые дома, дворцы и церкви. А если, как в США, действительно старых зданий в стране почти нет, публика выбирает разнообразные “нео”: неоготику, неоклассику, неоренессанс, неоампир, необарокко (Beaux-Arts), историцизм. То есть здания, копирующие стили античности и средневековья.
Единственными оригинальными и относительно недавними стилями, пользующимися всеобщей любовью, являются модерн и ар-деко.
Между ар-деко и вытеснившим его между Первой и Второй мировой войнами конструктивизмом лежит огромная, непреодолимая пропасть. Подавляющая часть зданий, лежащих по ту, дальнюю сторону этой пропасти (ар-деко, модернизм, барокко, готика и т.д.), публика считает красивыми или по крайней мере не оскорбляющими глаз. Подавляющую часть тех, что находятся по нашу сторону разлома (конструктивизм, брутализм, постмодернизм, деконструктивизм) — унылыми, убогими и уродливыми.
Попытки сослаться на “ошибку выжившего“ — то есть на то, что уродливые старые здания за предыдущие века были снесены и остались только красивые — тут не помогают. В Европе есть огромное количество кварталов, а то и целых городов, сохранившихся с 19-го, 17-го и даже 15-го веков в практически неизменном виде, включая и кварталы городской бедноты. Не потому, что девелоперы пощадили их за красоту, а потому что на каком-то повороте истории они внезапно потеряли экономическое и политическое значение и девелоперы про них просто забыли. Эти старые города и кварталы считаются в Европе самыми красивыми, именно их изображают на календарях и открытках, и именно туда едут толпы туристов со всего мира, чтобы насладиться красотой городского ландшафта и сделать селфи на фоне старых домов и башен.
На самом деле, когда речь идёт не о герцогских дворцах и штаб-квартирах транснациональных корпораций, а о стандартных жилых домах, разница между традиционной и современной архитектурой ещё более разительная. Между этими зданиями в Амстердаме 10 километров, 300 лет и эстетическая пропасть.
Что же произошло в середине 20-го века? Почему архитектура, которую все обожают, сменилась архитектурой, которую большинство ненавидит?
II До нас хоть потоп
Теория Великой Татарии — довольно редкий в наше время случай успешного российского культурного экспорта. Впервые она появилась в России в начале 2000-х годов. В русском варианте эта теория гласит, что вплоть до приблизительно конца 18-го века всю территорию Евразии от Атлантического и до Тихого океанов занимала одна огромная культурно и технически передовая сверхдержава, Великая Татария. Центр этой сверхдержавы находился в Сибири. Европейская Россия и Китай были её ближайшей, относительно развитой периферией. Европа — периферией дальней и слаборазвитой.
Теория, разумеется, основана на альтернативной истории Фоменко и призвана объяснить тот очень странный факт, что средневековые и даже более поздние, вплоть до 19-го века, европейские картографы изображали на территории Сибири густонаселённую страну с огромным количеством городов, которая называлась Grande Tartarie.
Современная историческая наука считает, что таким образом географы пытались заполнить на картах места, о которых они не знали почти ничего, кроме того, что там живут татары. Российские приверженцы Фоменко считают, что страна со всеми её городами действительно существовала, но погибла в конце 18-го века, когда цивилизацию потряс какой-то огромный глобальный катаклизм, отголоски которого они видят в Эпохе просвещения и Великой французской революции.
Правда, возникает одна проблема: от изображённых на старых картах городов не осталось совершенно никаких следов. На этих местах сейчас девственная тундра или тайга, без остатков каких-либо зданий, не говоря уже об огромных богатых городах, построенных великой цивилизацией.
Но эта проблема легко решается: сторонники Великой Татарии говорят, что города были просто уничтожены. Правда, как именно это произошло, они согласиться не могут. Одни говорят, что это произошло в результате гражданской ядерной войны (да, 200 лет назад, а что такого?), другие — что города смёл с лица земли огромный метеоритный дождь.
На Запад, в первую очередь в США, теория Великой Татарии, по словам американских антиконспирологов, впервые пришла в 2016 году и обрела популярность в конце 2018-2019 гг. Американцы со своей склонностью к гигантизму не только распространили территорию этой империи далеко за пределы Европы, заявляя, что она владела всем миром, но и продлили её существование во времени: по их версии Великая Татария исчезла не в конце 18-го, а в начале 20-го века.
Если русским пришлось решать проблему отсутствия всяких следов человеческих поселений в Сибири, американцы решали противоположную проблему: откуда посреди американских прерий, в отделении от любых больших городов, возникли прекрасные величественные здания, существование которых отлично задокументировано и многие из которых стоят до сих пор.
Вот, например, как выглядел вскоре после постройки мормонский храм в городке Логан, Юта. Его высота — 52 метра, площадь — 11 тысяч метров. Построен он был в 1884 году, когда в Логане жило примерно 4 тысячи человек. До ближайшего крупного города, Солт-Лейк-Сити (ну, как крупного, тогда там жило примерно 40 тысяч человек) — 120 километров по горам. Никакой железной дороги в Логане в 1884 не было и нет до сих пор. Зачем в крохотном городке в провинциальной глуши такой огромный храм? — спрашивают адепты Великой Татарии.
Не менее величественно выглядят и другие мормонские храмы той эпохи: например храм, в городке Мэнтай11, Юта, зажатом между Большим каньоном и пустыней Невада (высота храма — 55 метров, площадь — 9,3 тысячи квадратных метров), построен в 1888 году, когда в городке жило меньше 2000 человек. Или храм в городке Сент-Джордж12 всё той же Юты (высота — 53 метра, площадь — 10 тысяч метров), построенный в 1877 году, когда в Сент-Джордже жило чуть больше тысячи человек. Сейчас ближайший к Сент-Джорджу крупный город - Лас-Вегас, но в 1877 никакого Лас-Вегаса ещё не было, Сент-Джордж стоял посреди пустыни, а до ближайшего города, всё того же Солт-Лейк-Сити, было полтысячи километров.
Те, кто верит в Великую Татарию, считают, что мормоны эти храмы не строили — они просто находили гигантские храмы исчезнувшей великой цивилизации по мере продвижения на запад и строили рядом с ними свои деревни.
Вторая наглая ложь, которую адепты Великой Татарии видят в официальной истории — рассказы о Всемирных выставках. Всемирные выставки вошли в моду вскоре после начала промышленной революции, в конце 18-го — начале 19-го века, но пик их популярности настал на столетие позже. Их проводила каждая уважающая себя страна, а потом — и каждый уважающий себя город, чтобы показать достижения собственной науки и техники и посмотреть на то, чем могут похвастаться гости. Для каждой подобной выставки возводился целый мини-город, вроде ВДНХ, только часто гораздо масштабнее.
Вот, например, самая знаменитая из них, Всемирная Колумбова выставка 1893 года в Чикаго, посвящённая 400-летию открытия Америки. На фото — только малая её часть13.
Чикаго в то время был вторым крупнейшим мегаполисом США. Но выставки такого масштаба и великолепия проводились по всей Америке: в 1898 году в Омахе14, в 1904 году в Сент-Луисе15, в 1910 году в Баффало16, и так далее.
Сейчас от этих выставочных городов, в отличие от ВДНХ, почти ничего не осталось. Большинство их величественных дворцов строили из гипса и сносили вскоре после завершения выставки. А то, что не успевали снести, как Белый город в Чикаго, уничтожали пожары.
Вот как выглядела Панамо-Тихоокеанская международная выставка 1915 года в Сан-Франциско:
А так то же место выглядит сейчас:
Адепты Великой Татарии отказываются верить, что все эти кварталы величественных дворцов строились впопыхах из говна и палок. Тем более, что некоторые из зданий, как, например, Дворец изящных искусств в Сан-Франциско на переднем плане на фотографии выше, всё же выжили после выставок и дожили до наших дней. И они построены не из гипса, а из нормальных строительных материалов.
В связи с этим у адептов Великой Татарии возникают два вопроса:
Во-первых, каким образом такие огромные и сложные сооружения можно было возвести всего за несколько месяцев (как утверждает официальная история) в эпоху, когда не существовало ни автомобилей, ни экскаваторов, ни подъёмных кранов?
А во-вторых, почему от них почти ничего не осталось?
Потому, — отвечают на это адепты Великой Татарии, — что это никакие не выставочные, а самые обыкновенные города, мегаполисы великой цивилизации, возводившиеся не за несколько месяцев, а на протяжении десятилетий, и приблизительно сто лет назад уничтоженные природной катастрофой — Великим селевым потопом. После чего поселившиеся на руинах великой цивилизации дикари — наши предки — доломали все пережившие потоп здания, до которых у них дошли руки, чтобы уничтожить всякую память о том, что до них на этом месте жили гораздо более технически и культурно развитые люди.
Надо признать, что бывают моменты, когда эта теория кажется очень убедительной.
Так, например, выглядит сейчас и выглядел после постройки в 1906 году интерьер железнодорожного вокзала Сиэттла:
А так он выглядел после “редизайна“ 1967 года по проекту архитектора A.C. Cayou (народ должен знать своих героев), когда большую часть лепнины удалили и заменили гипсокартоном, великолепный потолок завесили акустическими панелями, а просторный зал разделили фанерными перегородками.
Ничем, кроме сознательного вредительства, этот “редизайн“ объяснить невозможно, все другие версии выглядят слабо. К счастью, в 2010-2013 годах панели и подвесные потолки сняли и вернули вокзал в первоначальный вид.
Когда смотришь на подобные вещи, теория, что мы — цивилизация дикарей и наши правители хотят скрыть от нас шедевры прошлого, кажется особенно убедительной. Недаром Скотт Александер и многие другие американские журналисты и блогеры называют её своей “любимой теорией заговора“. Но у меня есть другая теория, которая, как мне кажется, объясняет архитектурные тенденции последних ста лет — и не только их — не хуже, а может, и лучше.
У большинства на языке уже вертятся заветные слова “функционально“ и “дёшево“.
Но нет, ни то, ни другое.
III. Кто виноват
Большинство ненавистников современного градостроения склонны валить все наши беды на Ле Корбюзье, который в их глазах стал настоящим Антихристом. Но те, кто разбирается в истории архитектуры чуть лучше, знают, что всё началось не с него и влияние Ле Корбюзье на развитие архитектуры было существенно меньшим, чем та репутация, которую он сумел себе создать.
Настоящие, последовательные враги модернизма объясняют его возникновение чем-то вроде коммунистического заговора: в начале 20-го века молодые левые архитекторы из немецкого объединения Bauhaus и голландского De Stijl, в первую очередь Вальтер Гропиус и Якобус Йоханнес, сумели навязать сначала Европе, а потом и всему миру разработанное ими “идеальное жильё для рабочих“ — лишённые всяческих декораций “функциональные“ спичечные коробки. С тех пор большинство из нас вынуждено жить в безликих серых городах, придуманных леваками.
Как ни удивительно, эту точку зрения разделяют даже левые критики современной архитектуры. Только, в отличие от правых, они трактуют это не как коварный левый заговор, а как печальные перегибы, вызванные излишним реформаторским энтузиазмом.
У этой теории, какой бы привлекательной она ни казалось, есть один существенный недостаток: навязать людям то, чего они не хотят, можно только силой оружия. Если ты Вальтер Гропиус, а не Чингиз-хан, ты не можешь навязать другим то, на что они добровольно не согласились.
К тому же модернизм победил совсем не только в коммунистических странах. Он стал доминирующей архитектурой и в капиталистическом мире, в том числе и в послевоенной Америке. Более того, в стиле, якобы придуманном для рабочих общежитий, в США и Европе строились отделения банков, штаб-квартиры корпораций и виллы миллионеров. Вот, например, одна из первых конструктивистских вилл — вилла Савой, построенная Ле Корбюзье в 1931 году для совладельца страховой компании.
А это (в центре) — построенный в 1952 году Левер-хаус, штаб-квартира американского филиала транснациональной корпорации Unilever, родоначальник всех небоскрёбов из стекла и стали.
Что же заставило миллионеров и миллиардеров заказывать себе модернистские здания?
Нет, это не была функциональность.
Все знают фразу “форма следует за функцией“. Но мало кто в курсе, что она принадлежит не какому-нибудь корифею Баухауса, а великому американскому архитектору Луису Салливану, отцу небоскрёбостроения. Он написал её в 1896 году. А вот фрагменты здания, которое он строил как раз в это время:
Старые здания, которые больше нравятся публике эстетически, на самом деле не менее, а зачастую и более функциональны, чем новые. Баухаус и его братья в других странах принесли в архитектуру не функциональность, а намеренный отказ от “буржуазных” декоративных элементов — и если ради пролетарской простоты нужно было пожертвовать функциональностью, новые архитекторы жертвовали ей без малейшего сожаления.
Покатые крыши, карнизы и прочие выступающие элементы зданий были объявлены ненужным украшательством. Крыши настоящих пролетарских зданий следовало было делать плоскими и почти вровень со стенами, а над окнами не должно было быть никаких выступающих деталей. На плоских крышах модернистских зданий зимой скапливаются горы снега, а летом — лужи воды, из-за чего они протекают и зачастую проваливаются. Отсутствие карнизов приводит к тому, что дождь заливает и подмачивает стены. Стены, сделанные из тонких бетонных панелей или, тем более, из стекла, отлично пропускают тепло и внутрь, и наружу, из-за чего в современных домах гораздо выше расходы на отопление и кондиционирование. К тому же эти стены, в отличие от кирпичных и деревянных, плохо пропускают воздух, из-за чего они часто плесневеют.
Знаменитое здание Баухауса в Дессау, чтобы оно сохраняло свой изначальный красивый вид, приходится ремонтировать раз в 20, а иногда даже в 10 лет, и постоянно за ним следить.
И это далеко не все проблемы современных зданий.
Огромные окна современных небоскрёбов часто ломает и выдавливает ветер. Железные элементы конструкции постепенно ржавеют, но из-за того, что они снаружи покрыты бетоном, это очень сложно заметить, в результате чего такие конструкции регулярно обрушиваются, иногда с человеческими жертвами.
То же и с “оптимизацией“ внутренних помещений. Планировка жилого помещения оттачивалась веками, сотнями проб и ошибок, и после нескольких веков такой оптимизации к началу 20-го века была весьма эффективной. Но потом пришли молодые амбициозные архитекторы, которые решили, что, уперев лоб в ладонь и несколько часов подумав, они могут выкинуть на свалку все проверенные поколениями решения и придумать свои, гораздо более удобные. В результате почти каждый раз оказывается, что они чего-то не учли, и жильцам приходится переделывать “рациональный“ план помещения обратно, возвращаясь к более традиционному и удобному.
С тем, что такие дома дешевле, всё тоже не так однозначно. Когда они стандартные и серийные, их действительно дешевле строить, хотя и дороже обслуживать. Но современные виллы и общественные здания очень часто бывают нетипичной формы, что в разы повышает их цену и, главное, делает её непредсказуемой. Почти всегда конечная цена строительства таких сооружений в разы превышает изначальный бюджет.
Строительство виллы Савой, на фотографии выше, обошлось почти вдвое дороже, чем Ле Корбюзье обещал заказчикам. На самом деле, со всеми изменениями, которые приходилось вносить в проект по ходу строительства, бюджет могли превысить и вчетверо. Но таких денег у заказчиков не было, и в результате площадь дома пришлось существенно сократить, чтобы он вписался хотя бы в двойной бюджет.
Виллу пришлось ремонтировать уже в первый год после постройки, а потом чинить каждую осень: у неё постоянно текла крыша, и это никак не получалось исправить. Из эстетических соображений, чтобы не нарушать фасад, Ле Корбюзье решил отказаться от водосточных труб (вы же понимаете, форма следует за функцией) и стены очень быстро начали подмокать и разваливаться. К тому же стены были сделаны из нетрадиционных дешёвых материалов (современные здания стоят дешевле!) и быстро пошли трещинами. Виллу невозможно было нормально отапливать, и в ней фактически отсутствовала звукоизоляция. В результате через 6 лет хозяевам надоело непрерывно чинить свой дом, и они из него съехали и подали на Ле Корбюзье в суд, от которого его спасла только Вторая мировая война.
Левер-хаус продержался дольше. Но из-за того, что сквозь щели в стальных рамах просачивалась вода, они постепенно ржавели. От жары рамы расширялись и искривлялись. Вскоре стёкла начали лопаться. Ещё до этого из-за ветра и дождя у них испортилось внешнее покрытие. К концу 1990-х в здании остался лишь 1% изначальных стёкол. В 2001-м весь фасад здания пришлось заменить на новый, из других материалов. Через 21 год, в феврале 2022-го, началась новая реставрация и перепланировка здания, которая, по оценкам, обойдётся в 100 миллионов долларов.
В начале 2000-х MIT заказал Гери свой новый корпус17. Гери превысил бюджет в три с лишним раза. Корпус стал одной из причин бюджетного кризиса, в результате которого MIT пришлось сократить 250 сотрудников, а остальным на год заморозить зарплаты. К тому же он оказался жутко нефункциональным. В нескольких частях здания Гери сделал стеклянные крыши на железных каркасах, которые в дождливом и снежном климате Массачусетса постоянно протекают — как мы видим, стандартная беда современных зданий — и их регулярно приходится чинить. Но этим проблемы не ограничились. Гери решил “оптимизировать“ работу учёных, о которой о не имел ни малейшего понятия, и сделал в здании огромные коридоры с большими школьными досками, воображая, что учёные станут обсуждать свои идеи и записывать внезапно пришедшие им в голову открытия прямо на ходу, не доходя до стола. Ни доски, ни коридоры не пригодились — учёные почему-то предпочитали работать в кабинетах. Коридоры стоят пустыми и съедают огромное количество места, которое можно было использовать с большей пользой. Но это ещё ерунда.
Гораздо более вредной оказалась идея Гери сделать кабинеты в здании полностью открытыми, чтобы учёные могли свободно общаться, заходить друг к другу когда им вздумается и видеть из своего кабинета, чем занимаются коллеги в соседних — в общем, обмениваться идеями. Разве не в этом сама суть науки? Эта открытая планировка не только мешала учёным сосредоточиться, но и прямо грозила государственной безопасности: в здании находилась криптографическая лаборатория MIT и другие отделения, выполнявшие заказы Пентагона и крупных корпораций. Все их внутренние помещения в результате проведённой Гери “оптимизации“ не запирались и отлично просматривались с множества точек. В результате, по требованию учёных, открытый дизайн Гери пришлось “уродовать“ дверями и перегородками. Гери был страшно недоволен. В 2007 MIT подал на него в суд из-за постоянных протечек, плесени, проблем с отводом воды и трескающейся кирпичной кладки. В 2010-м спор был улажен во внесудебном порядке.
В 2006 другой популярный архитектор, Рафаэль Виньяли, был вынужден заплатить компенсацию за протечки крыши и проблемы с вентиляцией возведённого по его проекту Бостонского центра выставок и конгрессов18. В том же году он во внесудебном порядке уладил иск, поданный к нему из-за конструктивных недочётов и перерасхода сметы при постройке его фирмой Театрально-концертного центра Киммеля в Филадельфии19. Но это было лишь начало.
Построенный в 2013 по проекту Виньяли лондонский небоскрёб, известный под прозвищем “рация“ (Walkie-Talkie), своим направленным на юг вогнутым стеклянным фасадом так эффективно фокусировал солнечные лучи на противоположной стороне улицы, что они поджигали предметы в витринах магазинов и плавили пластиковые части запаркованных там автомобилей. Отдельно радовал лондонцев символизм происходящего — направленный отелем пучок концентрированной солнечной энергии приземлялся лишь в паре шагах от колонны, установленной в память Великому лондонскому пожару 1666 года. После года жалоб и выплаты компенсаций на фасад небоскрёба пришлось установить солнцерезы.
Спроектированный тем же архитектором отель Вдара20 в Лас-Вегасе, тоже с вогнутым стеклянным фасадом, поджигал волосы на головах людей, отдыхающих в шезлонгах у близлежащего бассейна. Местные даже придумали для этого явления специальное название — “Луч смерти Вдара“. Там проблему в конце концов решили, покрыв окна антиотражающей плёнкой.
Таких примеров сотни. Почти каждый известный современный проект сопровождался крупным перерасходом бюджета и конструктивными недочётами.
Так что, нет, миллионеры и политики полюбили “антибуржуазную” архитектуру вовсе не за удобство и дешевизну.
У нас есть современные материалы и технологии, которые и не снились архитекторам прошлого. Мы могли бы строить удивительные здания, не уступающие красотой и величием дворцам и соборам прошлого. И ещё недавно, всего сто лет назад, их действительно строили.
Однако уже 90 лет мы предпочитаем строить унылые гладкие коробки. Или чуть менее унылые смятые коробки. Или, в лучшем случае, разноцветные пузыри.
В чём же дело? Что случилось с архитектурой в первой половине прошлого века?
Понять это помогает одно популярное в последние десятилетия наблюдение: это случилось не только с архитектурой.
За последнее столетие изменилась и радикально упростилась не только архитектура, но и буквально все остальные области искусства: живопись, скульптура, мода, поэзия, музыка…
В поэзии исчезла рифма: писать рифмованные стихи на Западе теперь считается пошлостью.
В серьёзной музыке почти исчезла мелодия.
Авторов и режиссёров театральных пьес не заботит ни правдоподобность диалогов, ни психологическая достоверность персонажей.
Художники и скульпторы перестали пытаться хотя бы приблизительно воспроизвести черты окружающего мира.
Дизайнеры предметов, интерьеров и костюмов забили большой стальной болт на красивые детали, с головой погрузившись в стерильный минимализм.
Что же произошло?
Лучше всего это видно по истории живописи.
Но об этом — в следующей статье.
Корпуса Google в Маунтэйн Вью:
Барбикан, самое уродливое здание Великобритании по опросу 2003 года:
Торговый центр Камбернолда, самое уродливое здание Великобритании по опросу 2005 года:
Музей Вайсмана в Миннеаполисе, самое уродливое, согласно опросу, здание Миннесоты (а мне нравится):
Центр Томпсона в Чикаго, самое уродливое, по опросу, здание Иллинойса:
Букингемский дворец:
Собор святого Павла:
Spinnaker Tower в Портсмуте:
Оранжерея Проект «Эдем»:
Мемориал ветеранам Вьетнама: стена с именами погибших
Мемориал ветеранам Вьетнама: памятник солдатам
Мормонский храм в Ментайе:
Мормонский храм в Сент-Джордже:
Всемирная Колумбова выставка в Чикаго:
Выставка 1898 в Омахе:
Выставка 1904-го в Сент-Луисе:
Выставка 1910 года в Баффало:
Корпус MIT, построенный Фрэнком Гери:
Бостонский центр выставок и конгрессов, спроектированный Рафаэлем Виньоли:
Театрально-концертный центр Киммеля в Филадельфии:
Отель Вдара:
Этот блог выходит только благодаря финансовой поддержке подписчиков. Вы тоже можете помочь ему материально прямо здесь, на Substack:
Или на Ko-Fi (больше разных вариантов поддержки и бонусов).
Огромное спасибо всем, кто помогает.
Гаранты Конца Света:
Artem Porter
Георгий Мягков
Ilya Obshadko
Edward Ben Rafael
Dmitriy Vakhrushev
Ilya K
Kirill Bacherikov
Если вы пока не готовы стать подписчиком, вы можете поддержать этот блог и одноразовым пожертвованием
или в криптовалюте.
Мои аккаунты в соцсетях:
https://t.me/kaostap
https://www.minds.com/ostap/
https://twitter.com/ostap
https://www.facebook.com/karmodi/
Небольшая коррекция - Villa Savoye была закончена в 1931, а не в 1937