I.
В Твиттере модно ставить в профиль флажки: таким образом люди демонстрируют свои политические предпочтения, чтобы читатели сразу понимали, чего ожидать.
У меня таких флажков четыре:
Украинский, потому что я за Украину и против России
Израильский, потому я за Израиль и против Ирана, ХАМАСа и Хезболлы
Тайваньский, потому что я за Тайвань и против КНР
Аргентинский, потому что я за Милея и против социализма
Все четыре случая в моей системе координат настолько близки к борьбе добра против зла и свободы против несвободы, насколько это вообще возможно в нашем сложном и неоднозначном мире.
На днях я понял, что мои флажки обозначают не только это. Они ещё и про то, какие страны и даже регионы кажутся мне самыми интересными.
II.
Украине я желаю победы в войне, но не только. Мне интересно, сможет ли она после победы стать нормальной страной.
Это не отвлечённый интерес, я держу за украинцев кулаки. Но в их успехе на поле боя я уверен больше, чем в их успехе на строительной площадке. Украина сейчас воюет с двумя Россиями: внешней и внутренней. Я не о “гражданской войне“: никакой гражданской войны в Украине нет, если бы не российская агрессия, никаких ДНР бы не было.
Я о том, что Украина это два параллельно существующих общества.
Путин был прав, Украина до 2014 действительно была failed state, с полностью коррумпированным и разложившимся государственным и судебным аппаратом. Но, как мы увидели в 2014, этот провал государства привёл к появлению в Украине потрясающего гражданского общества, вероятно, самого мощного в мире, которое успешно взяло на себя фактически все функции государства, от соцпомощи до обороны. Второе — маленькая копия России, безразличная, бессовестная, вороватая, ждущая сильной руки и мечтающая о возвращении в СССР.
За последние годы первое общество взяло верх и даже смогло немного исправить государство, но второе никуда не делось и продолжает цинично воровать на военных заказах. От того, удастся ли первому с ним справиться, зависит судьба Украины как государства. Если нет, то и эта попытка государственного строительства в Украине закончится так же, как и все предыдущие за последние 800 лет: провалом. Если да, то при наилучшем раскладе через 20-30 лет Украина сможет наконец стать сильным и богатым правовым государством, экономический рост которого сдерживает только членство в ЕС, если ЕС к тому времени ещё останется.
III.
Израиль интересует меня по обратной причине: я фактически уверен в его светлом будущем и хочу посмотреть, каких высот он достигнет.
Я знаю, что израильтяне всегда недовольны своим правительством, парламентом, Верховным судом и вообще очень многим, что происходит в стране. Если почитать новости об Израиле, когда он не находится в горячей фазе войны, создаётся впечатление полного хаоса. Но в этом хаосе Израиль стремительно развивается. По ВВП на душу населения он уже обогнал Италию и Францию, вплотную подобрался к Германии и явно не собирается останавливаться.
Кстати, о хаосе — Израиль сегодня, возможно, последняя демократическая страна, которая во время кризисов не раскалывается на два лагеря, винящих в произошедшем друг друга и не желающих хоть как-то сотрудничать, а сплачивается и, несмотря на сохраняющиеся разногласия и споры, действует заодно. Да, левые и правые, как и везде, большую часть времени друг друга ненавидят, но во время серьезных испытаний это на время забывается и все они, или по крайней мере подавляющее большинство, действуют заодно. Европа и Америка это умение, похоже, утратили.
И самое главное: Израиль точно единственная богатая и технологически развитая страна с уровнем рождаемости выше уровня воспроизводства населения, который многие годы остаётся стабильным — и это, несмотря на распространённое заблуждение, не заслуга религиозных ортодоксов (я подробнее писал об этом здесь, на английском).
Во всех остальных богатых странах, от США до ОАЭ, уровень рождаемости давно упал ниже уровня воспроизводства и продолжает падать.
К тому же у Израиля уникальная модель иммиграции, позволяющая ему ежегодно получать большое количество хорошо образованных и относительно легко интегрирующихся граждан. Это единственная развитая страна, которой не грозит ни постепенное вымирание, ни сильный негативный сдвиг в социальной структуре населения.
В общем, несмотря на его постоянные внутренние проблемы и враждебное окружение, Израиль — единственная развитая страна, в светлом будущем которой я практически уверен.
IV.
Но ещё больше мне интересны две оставшиеся страны: Тайвань и Аргентина. И не только они сами, но и регионы, которые они представляют.
Мир сегодня то ли стоит на пороге, то ли уже шагнул за порог очередной мировой войны.
Когда международный конфликт перерастает в войну — это почти всегда следствие внутренних проблем как минимум одной, а чаще обеих его сторон. Если война мировая, значит проблемы назрели по всему миру. Даже в странах, которые не воюют — то, что коллективный Запад с 2008 года не может остановить в разы более слабую в военном и на порядки в экономическом отношении Россию, показывает, что он находится в очень глубоком кризисе.
Но даже и без войны по новостям из Европы и Америки очевидно, что либеральная демократия (тут и дальше в этой статье я употребляю слово “демократия“ в привычном сегодня смысле, а не в том, в котором я писал о демократии, например, здесь) зашла куда-то не туда и начинает трещать по швам. Левые и правые видят причины друг в друге, но и те и другие согласны, что дальше так продолжать нельзя.
За подобными кризисами обычно следуют перемены, старую, переставшую нормально работать, модель сменяет новая. Кроме самых больших мировых потрясений, вроде падения Западной Римской империи, эта новая система вырастает из старой, являясь её продолжением и, одновременно, её отрицанием. Скорее всего, так будет и на этот раз.
Новая общественная система, не появляется одновременно повсюду. Она возникает в одной стране или регионе и оттуда, как инфекционная болезнь, распространяется дальше и дальше. В разные времена такими регионами были Междуречье, Греция, Италия, Аравийский полуостров, Голландия с Англией и Россия.
Как очевидно из этого списка, не всегда такая новая система несёт свободу и благополучие, иногда бывает наоборот. Возможно, новая политическая мода придёт из Саудовской Аравии или Китая, но вряд ли она сделает принявшие её страны намного богаче и уж тем более свободнее.
То, чего ожидаю я, скорее всего родится на периферии глобального Запада.
III.
Демократия — нежный цветок, европейский эндемик, который почти нигде больше не приживается.
Да, больше половины стран мира на словах являются демократиями Но эта демократия не приносит им ни процветания, ни свободы. Демократические институты выросли в Западной и Центральной Европе естественным путём, скорее всего из феодализма, с его контрактными отношениями между сюзереном и вассалами, и наличием у последних широкого спектра прав. Они легко прижились в Японии — единственной за пределами Европы стране с общественной системой, очень похожей на феодализм. Кроме этого европейские поселенцы-колонисты перенесли их с собой на континенты с разреженным безгосударственным населением: Северную Америку и Австралию с Новой Зеландией. Подробнее я описывал это здесь.
Во всех остальных местах было своё население со своими общественными институтами. Ввезённая из Европы демократия служит там лишь ширмой, за которой жизнь идёт совсем по другим, сложившимся веками, правилам, которые она не способна поколебать.
Поэтому надежда у меня только на демократический мир.
Но не на Америку или Европу.
IV.
Новая модель вряд ли придёт из Америки, потому что у Америки нет стимула к серьёзным переменам. У американцев всё и так не то что бы хорошо, но в общем и целом неплохо.
Несмотря на все свои проблемы, Америка по-прежнему самая богатая и сильная страна мира. Да, её может обогнать Китай, но даже тогда Америка останется второй самой богатой и сильной страной. Безопасности американцев и их благополучию сегодня ничто не угрожает. Такая угроза может стать реальной в будущем, но пока это будущее не наступило, у американцев нет стимула менять свою систему всерьёз. Да, американцы ей недовольны, да, они считают, что экономика стагнирует, проблемы копятся, и их жизнь могла и должна бы быть лучше. Но они по-прежнему верят, что по сути их система не просто лучшая в мире, но лучшая из возможных, и всё, что ей нужно, это модный ретрофитинг под лозунгом Hope and Change, либо хорошая чистка под флагом MAGA.
На Европу надежды тоже мало, но по другой причине: ЕС настолько ригидная и забюрократизированная организация, что никакая настоящая реформа в ней не возможна. Любому европейскому государству, решившему что-то изменить в своей экономической или политической системе, — даже если оно формально находится вне ЕС, как Великобритания, Швейцария или Украина, — придётся идти на такое количество согласований с Еврокомиссией, Европарламентом, Европейским судом по правам человека и т.д. и т.п., что после них от реформы останутся лишь рожки да ножки. Пока ЕС существует в нынешнем виде, перемены не придут из Европы.
Не верю я и в то, что флагманом перемен станет Канада или Австралия.
Больше всего я надеюсь на две группы стран на периферии свободного мира. Потому что все важные перемены всегда приходили с периферии.
V.
В Латинской Америке есть три страны, исторически, демографически и экономически очень сильно отличающиеся от всех остальных. Это находящиеся на юге континента Аргентина, Чили и Уругвай.
Вместе они называются Южный конус.
В первые века колонизации экономика большей части Латинской Америки, от Мексики до Парагвая, была основана на грабеже богатств местных царьков, полурабском труде индейцев в серебряных шахтах и рабском труде африканцев на плантациях сахарного тростника. Но Южный конус изначально не был похож на остальную Латинскую Америку: местные индейцы никаких богатств не накопили, серебряных шахт там не было и сахарный тростник там не рос.
Зато там были огромные поля и пастбища. Поэтому колонизация Южного конуса проходила по той же модели, что и колонизация США, Канады или Австралии (где колонистов-фермеров очень быстро стало больше, чем сосланных преступников): поселенцы ехали туда не чтобы быстро нажиться, а чтобы спокойно жить на своей земле плодами своего труда подальше от своих государств.
И результат этой колонизации был таким же, как в Северной Америке: примерно сто лет, с 1850-х по 1950-е годы, Аргентина и Уругвай были одними из самых богатых стран мира, лишь немного уступая США и превосходя Германию и Францию. Чили, отрезанная от атлантической торговли Андами, была чуть беднее, но всё равно богаче как Южной, так и Северной Европы, не говоря уже о Восточной (в 19-м и начале 20-го века Швеция и Норвегия были по европейским меркам довольно бедными странами).
Но в 1930-х годах в мировой экономике что-то сломалось, наступила Великая депрессия, за ней Вторая мировая, торговля оказалась разрушена, и, если США и, благодаря им, Европа после окончания войны смогли быстро выбраться из кризиса, страны Южного конуса в нём застряли: социалистические эксперименты в них сменялись военными диктатурами, а военные диктатуры — социалистическими экспериментами (то, как это происходило в Аргентине, я подробно описывал здесь).
Выбрались они из этой проклятой чехарды только недавно. В Чили и Уругвае она закончилась с концом правления военных и либеральными экономическими реформами в конце 1980-х — начале 1990-х годов: в Чили эти реформы провела сама хунта, в Уругвае — первое демократическое правительство. В Аргентине после падения хунты в 1983 году к власти снова пришли перонисты, продолжившие разрушать экономику. Их власть прервалась c избранием Милея, но уверенности в том, что она прервалась насовсем, нет до сих пор.
Зато есть надежда.
Теоретически, у стран Южного конуса есть главное, что нужно для успеха: сохранившаяся, несмотря на его бурную недавнюю историю, культура демократии. Все три страны занимают высокие места во всех рейтингах демократии и свободы: по рейтингу Human Freedom Index от право-либерального Института Катона, уровень личной и экономической свободы в Чили и Уругвае примерно такой же, как и во Франции. Все три государства, включая и Аргентину, по мировым меркам совсем не бедные, существенно богаче остальной Латинской Америки.
Только от этой небедности до того богатства, которое было у них в конце 19-го — начале 20-го века, ещё шагать и шагать. Уругвайцы, аргентинцы и чилийцы помнят, что когда-то их страны не уступали по уровню жизни Европе, и хотят этот уровень вернуть. Но для этого мало иметь тот же уровень свободы, что во Франции: с таким уровнем свободы нельзя двигаться вперёд, с ним можно лишь медленно транжирить накопленное предками богатство. У Франции этого богатства ещё много, транжирить его можно долго. Страны Южного конуса такую роскошь себе позволить не могут.
Поэтому я и верю, что глобальные реформы могут начаться оттуда.
Верю я в это недавно, начиная с избрания Милея.
Милей проводит в Аргентине самые радикальные реформы на планете за последние 30 лет. Сравнить их можно только с реформами 80-х в Китае и 90-х в Восточной Европе. Но Восточная Европа и Китай реформировали социалистическую плановую экономику. Милей реформирует хоть и очень кривую, но рыночную, и обещает зайти куда дальше Бальцеровича и Дэна Сяопина и сделать Аргентину самой свободной страной на планете. Аргентинская экономика уже в этом году по прогнозу должна вырасти на 5%, и, если реформы продолжатся, в следующих рост может быть ещё больше.
Если это произойдёт, примеру Аргентины будут вынуждены последовать и соседние Чили и Уругвай, потому что иначе весь их бизнес переедет туда. Это может, чем чёрт не шутит, сдвинуть с места даже Бразилию.
К трём основным странам Южного Конуса иногда добавляют другие.
Часто это Парагвай и Боливия, но их добавляют по чисто географическому признаку, как небольшие соседние государства. Культурно и экономически и Парагвай и Боливия очень далеки от Аргентины, Уругвая и Чили.
Иногда к Южному конусу добавляют четыре самых южных бразильских штата: Риу-Гранди-ду-Сул, Санта-Катарину, Парану и Сан-Паулу. Тут оснований больше.
В целом Бразилия совсем не похожа на страны Южного конуса. И не потому, что там говорят не на испанском, а на португальском, а потому, что её экономика была основана на рабском труде. По рабскому труду Бразилия была чемпионом мира, рабов туда ввозили на порядок больше, чем в США, и это очень сильно повлияло на её историю, культуру и систему общественных отношений.
Но четыре самых южных штата Бразилии очень сильно отличаются от остальной страны. Зато они очень похожи на страны Южного Конуса и по демографии, и по структуре экономики, и по уровню развития.
Первые три, Риу-Гранди-ду-Сул, Санта-Катарина и Парана, похожи и по истории: там тоже не было золота, серебра и сахарного тростника, тоже умеренный климат, и заселяли их тоже европейские фермеры и скотоводы. Но у самого северного из четырёх, Сан-Паулу, история другая: как и в большей части Бразилии, основу его экономики до второй половины 19-го века составляли плантации, на которых работали африканские рабы, только это были плантации не тростника, а кофе.
Но после запрета ввоза новых рабов в 1850 и полного запрета рабства в 1888, власти Сан-Паулу сориентировались быстрее других и начали поощрять развитие промышленности и иммиграцию из Европы, из-за чего облик штата очень сильно изменился. Сегодня большинство его населения составляют потомки переселившихся туда в конце 19-го - начале 20-го века итальянцев, которых там даже больше, чем потомков португальцев — как и в Аргентине потомков итальянцев больше, чем потомков испанцев. Милей, кстати, тоже итальянец.
Бразилия, в отличие от Аргентины, Уругвая и Чили, никогда не была богатой страной. Но эти четыре штата богатыми были и остаются относительно богатыми до сих пор. В них проживает около трети населения страны. Иногда случается так, что один единственный регион с “правильной“ историей и культурой, может вытянуть на себе всю “неправильную“ страну. Если такое случится в 200-миллионной Бразилии, это изменит весь мир.
VI.
Вторая и последняя группа стран, где может зародиться что-то интересное — это демократические страны Восточной Азии: Япония, Южная Корея и Тайвань. Это единственные страны мира за пределами Европы и европейских поселенческих колоний, которым удалось достичь европейского уровня свободы и благополучия.
О Японии я уже писал выше, но в Южной Корее и на Тайване ничего похожего на феодализм не было. Секрет их успеха скорее всего состоит из двух компонент: конфуцианская культура и японская колонизация.
Конфуцианская культура это культура меритократии. Она придаёт огромную важность работе и образованию и приучает к мысли, что успех в жизни достигается не воровством и лизоблюдством, а трудом и учёбой. Сама по себе она не приводит к демократии, но она может быть подходящей для неё почвой.
Корея и Тайвань стали японскими колониями в начале 20-го века, и это, наверное, единственный в мире пример колониализма, который принёс завоёванным народам помимо очевидного вреда, ещё и очевидную пользу, которая заметна до сих пор.
Японское руководство собиралось полностью интегрировать обе страны, сделав их полноценными частями Японии. Оно сделало корейцев и тайваньцев японскими гражданами и выдало им японские паспорта. В теории японцы собирались полностью ассимилировать оба народа, превратив их в японцев и стерев местные язык и культуру, что сегодня считается геноцидом. Но с этим они не спешили: тайваньцев и корейцев поощряли говорить на японском и брать японские имена, но местные язык и обычаи не запрещались.
Вместо этого Япония вкладывала огромные усилия и деньги в то, чтобы подтянуть отсталые аграрные экономики Кореи и Тайваня до своего уровня, строя там обычные и железные дороги, школы и больницы, водопровод и канализацию, электростанции и заводы. В Тайване к этому периоды относятся скорее хорошо, в Южной Корее плохо. Но по расчётам самих корейцев всего за 30 лет японской оккупации, с 1910 по 1940 год, ВВП на душу населения там вырос как минимум втрое. Вместе с ним вырос и уровень жизни. Резко снизилась смертность от инфекционных болезней. Миллионы детей впервые смогли получить образование.
И, возможно, самое главное: вместе с японцами там появились честные чиновники, полиция и суды: жители Кореи и Тайваня внезапно оказались в правовом государстве.
К счастью для корейцев и тайваньцев оккупация их стран была недолгой и ассимилировать их не успели. Но те одно-два поколения, которые её застали, пожив при правовом государстве, уже понимали, что именно им строить дальше.
Каждый, кто занимался математикой знает, что самой важной информацией о трудной задаче, является то, что эта задача решаемая. Когда ты точно знаешь, что её можно решить, решение найти гораздо проще. Япония дала корейцам и тайваньцам такое знание.
Хотя вряд ли оно пошло бы им на пользу, если бы у них уже не было воспитанного конфуцианскими традициями уважения к труду и закону.
Южной Корее наверняка помогло и то, что там после Второй мировой стояли американские войска — неплохая защита от коммунистического переворота.
Хотя другая конфуцианская страна, Вьетнам, прожив под французской оккупацией почти столетие, никакой успешной демократии не построил. Вероятно, потому, что французы, в отличие от японцев, совершенно не собирались делать из вьетнамцев полноценных французских граждан.
Возможно, единственной кроме Японии страной, которая пыталась ассимилировать население колоний, была Россия. Но Украина и Беларусь, с которыми это тоже пытались проделать, на момент оккупации были куда более образованными и развитыми странами, чем новая метрополия. Киево-Могилянская академии появилась за сто с лишним лет до рождения Ломоносова, Виленская — почти за 200. Во всех крупных и многих мелких городах Великого Княжества Литовского, то есть и Украины и Беларуси, действовало Магдебургское право. Россия принесла туда не правовое государство, а деспотию, произвол и коррупцию.
Япония, Южная Корея и Тайвань сегодня одни из самых свободных и развитых стран мира, но в последнее время они оказались на переднем крае проблемы, с которой столкнулся весь мир: низкой рождаемости. В странах Восточной Азии она не просто низкая, а самая низкая в мире.
Вот как выглядит призовая тройка стран, где рождается меньше всего детей:
Южная Корея: 0,75 ребёнка на женщину
Тайвань: 0,86
Сингапур: 0,96
В Японии дела обстоят чуть лучше, там рождаемость 1,23, но и это очень и очень мало.
Старение населения уже негативно влияют на экономику и социальные службы, и это только начало. Ситуация может стать катастрофической уже через пару поколений.
Другая проблема восточно-азиатских демократий — Китай. США и Европа далеко и могут его не бояться, но Япония, Южная Корея и, особенно, Тайвань, находятся совсем близко. Китай претендует на японские и корейские территории, а Тайвань и вовсе считает своим, и ведёт себя при этом всё более агрессивно, посылая к их границам военные корабли и самолёты, ведя незаконный рыбный промысел в их водах и даже строя неподалёку искусственные острова. В Южно-Китайском море Китай разместил на точно таких же островах военных и активно пытается раздвинуть с их помощью свои границы.
Все три государства, как в отдельности, так и вместе, в военном отношении существенно слабее Китая. Раньше они полагались на защиту США, но теперь уверенности в том, что Америка придёт на помощь, нет и с каждым годом ситуация становится всё опаснее.
В отличие от Америки и Европы, которые пока могут продолжать спать, восточно-азиатские демократии уже столкнулись с угрожающими самому их существованию проблемами, которые нужно срочно решать
И они находятся в отличном состоянии для их решения: в отличие от США и Европы их не связывают по рукам и ногам ни DEI с политкорректностью, ни вековые политические традиции. Япония, Корея и Тайвань не выстрадали свои политические системы, они их заимствовали готовыми довольно недавно, и поэтому это не священная корова, а просто политический институт, с которым можно экспериментировать, чтобы приспособить его к новым вызовам.
VI.
Значит ли это, что Аргентина обязательно станет самой свободной и успешной страной, а Южная Корея точно решит свои демографические проблемы?
Конечно нет.
Значит ли это, что никакая другая страна, кроме перечисленных выше, не может изменить лицо мира, как Древняя Греция или Англия?
Тоже нет.
Просто вероятность того, что перемены придут из этих двух уголков мира, кажется мне сегодня самой большой, а происходящее там сегодня — не менее, а может и более интересным и важным, чем то, что происходит в США, Европе или Китае.
Мы привыкли наблюдать за центром событий, но периферическое зрение, как говорят офтальмологи, помогает лучше оценивать обстановку, вовремя реагировать на её изменения и ориентироваться в темноте.
Периферическое зрение, добавляют они, развито не у всех, но его можно и нужно тренировать.
Времена сейчас не самые светлые, быстрая реакция важна как никогда. Нужно учиться видеть периферию.
В Украине и Израиле у меня много друзей и подписчиков, чему я очень рад. В странах Южного конуса и Восточной Азии фактически никого, что очень меня печалит.
До конца лета у меня скидка — подписка на следующий год стоит на 20% дешевле для всех новых платных подписчиков.
Для подписчиков из этих семи стран (Аргентина, Уругвай, Чили, Бразилия, Япония, Южная Корея и Тайвань), которые до конца июня оформят на Ko-Fi (и только там) платную подписку, эта подписка останется дешёвой не на год, а навсегда.
Здесь можно подписаться и бесплатно, чтобы получать открытые материалы:
Огромное спасибо всем тем, кто уже поддерживает мой блог.
Гаранты Конца Света:
Artem Porter
Георгий Мягков
Ilya Obshadko
Edward Ben Rafael
Dmitriy Vakhrushev
Ilya K
Kirill Pertsev
Lev G
Timofei
и ещё двое Будд, пожелавших остаться анонимными.
Если вы пока не готовы стать подписчиком, вы можете поддержать этот блог и одноразовым пожертвованием
или криптой.
Если вы пришлёте мне сообщение о переводе и свой имейл, то за €10 или эквивалент в крипте я подарю вам подписку на месяц, €20 ― на три, €30 ― на полгода, а €50 ― на год.
Мои аккаунты в соцсетях:
https://twitter.com/ostap
https://t.me/kaostap
https://www.facebook.com/karmodi/
> Европа и Америка это умение, похоже, утратили
Европа и Америка давно не бывали в серьёзных кризисах, когда на кону стоит их существование. Они в эти кризисы плавно начали вкатываться в 2020, но скорость развития кризисов недостаточно высока, чтобы люди это отчётливо почувствовали. Израиль в таком кризисе существует с момента основания.
С Аргентиной, кстати, та же история: страна дошла до состояния "или выгребаем, или нам хана".