Фразу “Спрос рождает предложение“ в России часто приписывают Марксу, хотя Маркс ничего подобного не писал. Причина, вероятно, в том, что знакомство россиян с экономикой традиционно начинается Марксом и им же заканчивается.
Более осведомлённые говорят, что фраза принадлежит Джону Мейнарду Кейнсу и в оригинале звучит как “Demand creates its own supply“.
Ещё более знающие добавляют, что Кейнс использовал её в своём главном труде “Общая теория занятости, процента и денег”, споря со сформулированным французским экономистом 19-го века Жаном Батистом Сэем “Законом рынков”, который звучит как “Supply creates its own demand“ — “Предложение рождает спрос“.
На самом деле и Кейнс никогда не писал “Demand creates its own supply“, эту фразу приписали ему позже, пытаясь коротко сформулировать суть его возражений против Закона Сэя.
Зато фразу “Supply creates its own demand“ изобрёл как раз Кейнс. Ей он припечатал позицию Сэя, которую решил опровергнуть.
В общем, чистый Хармс: “Так что непонятно, о ком идёт речь. Уж лучше мы о нём не будем больше говорить“.
На самом деле чуть-чуть поговорить о них стоит, потому что спор Кейнса с Сэем до сих пор является главным политико-экономическим спором.
Сэй писал о том, что в условиях свободного рынка, без искусственных ограничений на движение труда и капитала, спрос по определению равен предложению, потому что, чтобы что-то приобрести, каждый сначала должен что-то произвести и продать — без этого покупать плоды чужого труда ему будет не на что. Поэтому, согласно “Закону рынков“, в свободной экономике невозможны длительные общие кризисы перепроизводства: когда участник рынка понимает, что на его продукт нет спроса, он начинает делать что-то другое, потому что иначе он сам не сможет ничего купить. Это общее правило не зависит от количества обращающихся в экономике денег — от них зависит не спрос и предложение, а только цены.
Кейнс, как говорят его критики, полностью проигнорировал уточнение, что “Закон рынков“ действует только в свободной экономике, где законы не мешают перебрасывать деньги и труд в производство новых товаров. Споря с Сэем, он приводил в пример кризис 1930-х годов и утверждал, что в реальной экономике предложение регулярно превышает спрос, что ведёт к кризисам перепроизводства, которых можно избежать, если досыпать потребителям денег.
Сэй и Кейнс обсуждали макроэкономику, то есть то, как работает экономика в целом. Но те, кто говорит “Спрос рождает предложение“, обычно говорят о микроэкономике, то есть об отдельной фирме или товаре. Чтобы фирма начала выпускать какой-то товар, на этот товар должен быть спрос.
Но и это тоже ошибка.
В микроэкономике спрос не рождает предложение, он его регулирует (на самом деле, по экономической терминологии, он регулирует “величину предложения“, quantity supplied, потому что “предложение” и “величина предложения“ — разные вещи, но в эти дебри мы лезть не будем). Если спрос на товар увеличивается, фирма увеличивает его производство, если уменьшается — сокращает. Но спрос, в микроэкономике, не рождает предложение. Наоборот, предложение рождает спрос.
Чтобы мы хотели что-то купить, это что-то должно появиться.
И не только появиться — его должны довести до ума.
И не только довести до ума — покупатели должны об этом узнать
До того, как Эдисон изобрёл свою лампочку, спроса на такие лампы не было, просто потому что их ещё не существовало. Были другие электрические лампы, на которые не было спроса, потому что они были непрактичными.
До того, как Стив Чен, Чад Хёрдли и Джавед Карим придумали YouTube, никто и подумать не мог, что в мире есть такой огромный спрос на просмотр любительских видео.
До того, как я несколько дней назад увидел на полке супермаркета шампанское из Аргентины, я и понятия не имел, что не могу без него обойтись.
Шампанское в Аргентине (и не надо проедать мне плешь напоминаниями, что шампанское бывает только из Шампани) делают давно и разных видов, и оно продаётся в чешских винных магазинах, я уже проверил. Если бы я поискал аргентинское шампанское месяц или год назад, я наверняка бы его нашёл. Но я его не искал, потому что вообще не задумывался о том, что оно существует. И только увидев его на полке, я понял, что отмечать Новый год я теперь могу только аргентинским шампанским и никаким другим. Ни французское, ни итальянское, ни испанское, ни даже чешское (кстати, на удивление неплохое) в этом году на праздничный стол не подходят. Потому, что 2024 год несомненно был годом Аргентины, и следующий год, судя по всему, будет им ещё больше.
Но об этом я напишу в следующей части “Итогов“.
А начну я их с куда более мрачной темы: в начале 2024 года Путин убил Навального.
I. Россия
Это убийство поставило точку в истории демократической России. Даже не в ней самой, а в её эпилоге. Над страной задули последний слабый огонёк надежды. У Навального было много недостатков, можно вспомнить и “Русские марши“, и “не бутерброд“ и предложение раскулачить олигархов, и ещё многое, но нельзя с чистой совестью отрицать, что он был героем и единственным человеком, организовавшим хоть какое-то сопротивление Путину и хоть какую-то возможную альтернативу. То, что Навальный когда-нибудь возглавит Россию, казалось пусть и крайне маловероятным, но хотя бы теоретически возможным. То, что Россию возглавит Яшин или кто-нибудь другой из так называемых оппозиционеров, кажется не только невозможным, но просто абсурдным.
Многие критикуют Навального за то, что он вернулся в Россию и дал себя посадить, и называют этот поступок глупым, но Навальный не хотел, чтобы его посадили, его цель была не в этом, а в том, чтобы спровоцировать своим приездом протесты. Он жестоко просчитался и поплатился за это жизнью, но его поступок был не глупым, а благородным. В отличие от своих “последователей“, добровольно отправившихся в тюрьму, чтобы заработать политический капитал, как они себе это представляют, Навальный пожертвовал свободой и в конечном итоге жизнью не для себя, а для других. Он проиграл, но в этом проигрыше есть величие.
В тех, кто остались после него, нет ни величия, ни тени достоинства. После смерти Навального у оказавшейся с началом войны на Западе российской оппозиции слетели последние тормоза и она с наслаждением предалась своему любимому занятию: взаимной грызне, полностью забыв про всё остальное и окончательно утратив последние остатки респектабельности.
Я не вижу в этом ничего, кроме пользы. Ни соратники Навального, ни их противники никогда не были способны ни на что, кроме сотрясения воздуха, и то, что после года взаимного поливания помоями к ним уже невозможно относиться всерьёз, просто замечательно: с вредными иллюзиями нужно расставаться.
Навальный тоже был иллюзией: если бы он победил, Россия не перестала бы быть Россией, то есть территорией Зла и потенциальной угрозой для всех соседей, у неё просто появилось бы что-то, напоминающее человеческое лицо, как при Горбачёве и раннем Ельцине. В общеполитическом смысле так лучше: у Зла не должно быть человеческого лица, оно должно быть максимально похожим на Зло, так, чтобы его можно было узнать с расстояния. Но в смерти человека, который несомненно был героем и подвижником, нельзя найти ничего хорошего, там только кромешная тьма, окончательно поглотившая 1/8 часть суши.
За пределами этой 1/8 уходящий год был, как ни странно, хорошим, хотя и трудным.
II. Украина
Этот год был для Украины очень тяжёлым, так же, как и два предыдущих. Постоянные обстрелы украинских городов, разрушенные дома, убитые женщины и дети, отключения электричества, нехватка солдат, нехватка оружия, нерешительность Запада и, самое тяжёлое, постоянное ожидание того, что Трамп выиграет выборы и сдаст Украину Путину.
Но на самом деле, по сравнению с предыдущим годом, этот год Украине очень удался: в 2024 ей удалось перенести войну на территорию противника.
18 января 2024 украинские дроны поразили нефтяной терминал в Санкт-Петербурге — самый большой российский нефтяной терминал на Балтике. Удар по этой цели, находящейся в 900 километрах от Украины, стал для российского руководства полной неожиданностью. С тех пор подобные удары по целям как в соседних с Украиной регионах, так и в глубине российской территории, украинцы наносят чуть не каждую неделю. Украина успешно обстреливает нефтехранилища, нефтеперерабатывающие заводы, военные склады и аэродромы, нанося очень ощутимый ущерб как российской нефтепромышленности, так и логистике воюющей в Украине армии.
А в августе украинская армия также неожиданно для всех заняла кусок Курской области и до сих пор его удерживает. Путину, чтобы его отбить, даже пришлось ввозить солдат из Северной Кореи, но и они пока не помогли.
У России при этом наступление не удалось: с июля российские войска пытаются взять Покровск, и, хотя им ценой огромных потерь удалось занять несколько близлежащих населённых пунктов, главная цель за полгода так и не поддалась.
Наконец, в 2024 республиканцы в Конгрессе всё-таки разблокировали пакет помощи Украине, а в ноябре Украина наконец получила разрешение использовать американские ракеты для ударов по российской территории, и начала это делать.
Украинцы, конечно, устали, и настроения на исходе третьего года войны, конца которой так и не видно, не могут не быть мрачными, но 2024 стал годом украинских успехов, и то, что об этих успехах начали забывать, говорит лишь о том, что они стали привычными.
III. Европа
2024 стал удачным и для Европы.
Во-первых, Зелёные проиграли на выборах в Европарламент, что даёт основания надеяться, что безумную экологическую политику, всё быстрее убивающую европейскую экономику, хоть и не отменят — для этого условия ещё, к сожалению, не созрели — то хотя бы серьёзно притормозят.
Во-вторых, министром иностранных дел ЕС вместо бессмысленного Жозепа Борреля, об которого Лавров вытирал ноги, стала Кайя Каллас, при которой внешняя политика ЕС по отношению к России и другим агрессивным диктатурам наверняка станет жёстче.
В-третьих, наконец-то развалилось бессмысленное правительство Шольца, почти угробившее немецкую экономику, отказывающую давать Украине ракеты дальнего радиуса действия и не позволяющее ЕС использовать замороженные российские активы для помощи Украине. В феврале пройдут новые выборы и в Германии, хоть, вероятно, и не сразу, появится новое, почти наверняка правое, правительство. Даст ли оно Украине “Таурусы“, пока непонятно, но его экономическая политика точно будет гораздо более вменяемой, что хорошо не только для Германии, но и для всей Европы, включая Украину.
Но лучшей европейской новостью 2024 года стал результат досрочных выборов во Франции.
Это выяснилось не сразу, сначала результат казался чуть ли не худшим из возможных: никто, ни левые, ни макроновские центристы, ни правые, не получили достаточно мест в парламенте, чтобы сформировать устойчивое правительство. Франция погрузилась в политический кризис, конца и края которому не видно.
И очень быстро стало понятно, что о лучшем результате остальная Европа не могла и мечтать.
В отличие от Германии, которая когда-то была главным мотором Европы, Франция — её главный тормоз. Одной рукой она блокирует все хорошие инициативы, блокируя ради защиты своих неэффективных фирм создание полноценного общего рынка. Другой пропихивает самые одиозные директивы, убивающее любую новую экономическую активность.
Но после этих несчастных выборов у французов появились другие заботы. Отсутствие нормального правительства и полная загруженность Макрона попытками разрулить созданный им самим кризис лишили его возможности эффективно воздействовать на европейскую политику. У него нет ни сил ни времени шантажировать ЕС, а когда он всё-таки делает такие попытки, другие лидеры просто отмахиваются, мол, а ты кто такой, тебя уже завтра могут отставить, давай, до свидания!
Эта внезапная слабость французов уже творит чудеса.
Например, лишился своего поста самый одиозный член Еврокомиссии, служивший еврокомиссаром по внутреннему рынку Тьерри Бретон, отец нескольких чудовищно вредоносных директив последних лет, фактически ставящих крест на развитии в Европе информационных технологий. Это из-за него американские интернет-гиганты теперь выпускают свои новые продукты в Европе на несколько месяцев позже, чем в Африке, не говоря об Америке и Азии. Это из-за него в Европе за последние 5 лет не появилось ни одного крупного по мировым меркам стартапа. Слетел он, конечно, не за это, а за то, что по своему склочному и вздорному характеру постоянно ругался с главой Еврокомиссии Урсулой фон дер Ляйен, и фактически открыто говорил, что не прочь занять её место. Фон дер Ляйен давно хотела от него избавиться, но не могла, потому что за Бретоном стоял Макрон. Но теперь у Макрона появились другие заботы и он не способен ни на чём настаивать, так что Бретон мгновенно слетел. Вряд ли при его преемниках европейская политика в отношении высоких технологий станет действительно разумной, но настолько безумной, как в последние 5 лет, она уже почти наверняка не будет.
Другим большим успехом стало подписание ЕС договора о свободной торговле с латиноамериканским экономическим союзом МЕРКОСУР, объединяющим Аргентину, Бразилию, Уругвай, Парагвай и Боливию. Франция под давлением своих фермеров, боящихся конкуренции с южноамериканцами, блокировала подписание этого договора 25 лет, но в этом году Макрону стало не до того, и сопротивление было сломлено. Договор ещё должны подписать главы большинства стран ЕС, и Франция пытается уговорить другие страны его не подписывать, но похоже, что и тут у неё ничего не получится и договор вступит в силу.
К своему стыду, я не смог правильно предсказать итог французских выборов, — вместе с большинством наблюдателей я был почти уверен, что победит Ле Пен. Зато я могу гордиться тем, что предсказал их последствия. Сейчас я заглянул в свою июльскую статью и с чувством глубокого удовлетворения прочёл:
Центристы Макрона, если им очень повезёт, могут в отдельных случаях рассчитывать на поддержку социалистов, классических правых и, возможно, каких-то регионалов. Вместе с ними у них будет 280-290 голосов: едва-едва достаточно для большинства, но вряд ли это большинство сможет проводить какую-то осмысленную политику.
Если Макрону удастся договориться с социалистами и классическими правыми хотя бы о чём-то, это будет большое везение. Но скорее всего Францию ждёт парламентский паралич.
Для Франции это плохо — на следующих выборах крайне-левые и крайне-правые скорее всего получат ещё больше мест. Для остальной Европы скорее хорошо: у Франции будет слишком много забот, чтобы серьезно влиять на европейские дела, и слава Богу.
Так пока всё идёт, и слава Богу.
Остаётся только пожелать, чтобы нынешний политический кризис во Франции длился как можно подольше, по возможности вечно, и тогда Европа станет гораздо более свободным и богатым континентом.
IV. Израиль
Для Израиля, после шока 7-го октября, этот год тоже стал неожиданно удачным: он почти раздавил ХАМАС и нанёс Хезболле серию очень болезненных ударов, от которых она вряд ли оправится раньше, чем через несколько лет, если оправится вообще. Истории со взрывающимися пейджерами и с мрущими каждые пару дней лидерами Хезболлы станут легендами. И, как вишенка на торте, падение лишившегося поддержки Хезболлы Асада и мгновенная потеря Россией своего главного оплота на Ближнем Востоке, за которые мир тоже должен благодарить Израиль.
V. США
Победа Трампа над Харрис не была разгромной, как он утверждает, но она была вполне убедительной, куда более убедительной, чем в 2016. Одновременно республиканская партия выиграла обе палаты Конгресса. Американцы вполне однозначно отвергли экономическую политику, проводившуюся демократами с 2008, с коротким перерывом на первый срок Трампа. За следующие 4 года Америка очень сильно изменится, возможно, настолько же сильно, как в 1980-м или 1930-м, и изменится она потому, что американцы хотят перемен. Вопрос в том, какими будут эти перемены. В 1980-х это однозначно были перемены к лучшему, в 1930-х к худшему, на этот раз, скорее всего будет микс. Кое-что в этом будущем миксе ещё совершенно неясно, о другом уже вполне можно догадываться, но эта тема не этого, а следующего поста, о том, что нас может ждать в 2025-м.
Зато мы уже точно можем сказать, что 2024 стал годом огромного успеха предсказательных рынков — prediction markets. В 2024-м американский суд снял запрет на денежные ставки на исход выборов, и как выяснилось в ноябре, баланс этих ставок предсказал результат выборов куда надёжнее, чем все социологические опросы. Наверняка это только начало, у prediction markets огромное будущее, и гораздо более широкое применение, чем только ставки на то, кто станет следующим президентом США.
В 2024 продолжился экспоненциальный рост генеративного искусственного интеллекта. У ChatGPT и его основных конкурентов выходили всё новые, более мощные, версии, и всё больше людей начинало ими пользоваться. К концу 2024 искусственным интеллектом пользуется, наверное, не меньше людей, чем пользовалось интернетом к концу 1994. Полезность чат-ботов пока ограниченная, они продолжают галлюцинировать, за ними нужно всё проверять, но, на третьем году своего относительно широкого распространения, они уже приносят существенно больше пользы, чем на той же стадии своего развития приносил интернет.
Наконец, 2024 стал прорывом в космосе. Илон Маск наконец смог осуществить полностью успешный пуск космического корабля Starship, и мечты человечества о Марсе впервые стали реальностью. За это я готов простить ему очень многое, даже идиотские заявления по Украине.
VI. Аргентина
Но главным героем года стал не Маск и не Трамп, а Хавьер Милей.
Профессиональный экономист, который во время предвыборной кампании поёт со сцены оперные арии в костюме героя комиксов. Анархо-капиталист, в интервью всемирно известному изданию не стесняясь заявляющий о презрении к государству как таковому. Президент, обещающий распустить центробанк. Такой президент стал бы сенсацией глобального масштаба, даже если бы это был президент маленькой нищей африканской страны. Но Милей — президент Аргентины, второй крупнейшей страны Южной Америки и единственной за последние 200 лет богатой и развитой страны, которая смогла проебать свои развитость и богатство безо всякого внешнего воздействия. Милея избрали за обещание их восстановить, но большинство экономистов, даже очень ему сочувствовавших, не верило, что у него получится. Как он может провести настолько масштабные реформы, если у него даже близко нет большинства в парламенте: в нижней палате у партии Милея всего 40 депутатов из 257, и даже вместе с тактическими союзниками, традиционными правыми, его правительство контролирует менее трети парламентских кресел. В Сенате ситуация и того хуже, там у поддерживающих правительство Милея партий 13 кресел из 72. А есть ещё традиционно сильные, куда сильнее, чем в Европе и США, профсоюзы, враждебные губернаторы и сильные, зарывшиеся корнями в землю за десятилетия почти непрерывного правления, противники-перонисты, зовущие своих сторонников на улицы буквально на каждый чих нового президента.
Но, к изумлению всех, у Милея получилось. Каким-то необъяснимым чудом Милею удалось протолкнуть через враждебный парламент пакет экономических реформ, несколько покоцанный, но всё равно самый масштабный со времён падения коммунизма в Восточной Европе. Ежемесячная инфляция, к концу прошлого года достигавшая двузначных чисел, опустилась примерно до 2%-4%, курс песо стабилизировался и даже начал расти, и страна впервые с 1901 года закончила год с бюджетным профицитом. В первой половине года ВВП страны падал, а количество людей, живущих за чертой бедности, росло, но так бывает всегда при проведении настолько радикальных экономических реформ: когда реформаторы начинают отменять масштабные государственные проекты и отпускать на свободу регулируемые цены, ВВП неизбежно падает, а бедность растёт. Вопрос в том, как долго это продолжается. В Польше, Чехии и странах Балтии экономика начала расти только на третий-четвёртый год после начала реформ, а до этого очень болезненно падала. Милею хватило полугода: в третьем квартале экономика Аргентины снова начала расти, а уровень бедности падать — и к концу года по прогнозам (окончательные данные станут известны к весне) эти показатели у Аргентины будут лучше, чем в прошлом году. Конечно, аргентинская экономика в 2023 была не настолько запущена, как польская в 1989, но таких успехов всё равно не ожидал никто.
В середине этого года я сидел в зале, на сцене которого несколько ведущих чешских право-либеральных экономистов и политиков обсуждали Милея и его реформы. Все они сдержанно его хвалили, желали ему успеха, сомневались в возможности этого успеха и, главное, повторяли на разные лады, что в Чехии, Европе и на Западе вообще появление подобного политика невозможно, потому что чтобы кого-то вроде Милея выбрали президентом, нужно, чтобы избиратели полностью отчаялись.
Мне очень хотелось встать и закричать: “Брысь со сцены, жалкие лузеры! Аргентина — не нищая страна. Аргентинцы — не отчаявшиеся люди. Дело не в них, а в вашей собственной трусости!”
Да, в Аргентине высокая инфляция и экономика который год стагнирует, но запас прочности у Аргентины очень большой. Это до сих пор третья самая богатая страна Латинской Америки, лишь немного отстающая по уровню жизни от Чили и Уругвая, и превосходящая Мексику и Бразилию, где избиратели выбирали себе президентом осуждённого левого коррупционера. В Европе по уровню жизни она примерно соответствует Сербии — не фонтан, но и совсем не нищета. И в Сербии президентами выбирают тоже не реформаторов-либертарианцев, а чёрт знает кого.
Дело не в том, что аргентинцы отчаялись, а в том, что на аргентинской сцене появился человек, который одновременно отлично разбирается в экономике и не стесняется петь со сцены в костюме героя комиксов. Который умеет говорить на одном языке с бизнесменами в Давосе и с людьми на улице. Который не боится открыто говорить, что презирает государство, не заигрывать с профсоюзами и другими группами влияния, честно признаваться гражданам, что реформы будут болезненными, и обещать им за это не косметический ремонт страны, а реальные масштабные перемены.
До 2023 года аргентинские избиратели и сами не знали, что им нужен президент-либертарианец. Но предложение родило спрос. Теперь такой спрос может появиться и в других странах. Через несколько минут я выпью за это аргентинского шампанского.
И, конечно, за победы Украины и Израиля.
А в следующем году постараюсь сделать всё от меня зависящее, чтобы это стало реальностью. Пусть от нас тут зависит немного, что-то от нас всё же зависит.
Новости Конца Света выходят только благодаря финансовой поддержке подписчиков. Вы тоже можете помочь им материально на Ko-Fi и получить доступ к закрытым материалам и другим бонусам:
или на Patreon, если вам почему-то лучше это сделать именно там или вы хотите это сделать через PayPal ― но там это будет дороже и вам и мне.
или прямо здесь, но здесь меньше планов и бонусов.
Огромное спасибо всем, кто уже помогает.
Гаранты Конца Света:
Artem Porter
Георгий Мягков
Ilya Obshadko
Edward Ben Rafael
Dmitriy Vakhrushev
Ilya K
Kirill Pertsev
Lev G
Если вы пока не готовы стать подписчиком, вы можете поддержать этот блог и одноразовым пожертвованием
или криптой.
Если вы пришлёте мне сообщение о переводе и свой имейл, то за €10 или эквивалент в крипте я подарю вам подписку на месяц, €20 ― на три, €30 ― на полгода, а €50 ― на год.
Мои аккаунты в соцсетях:
https://t.me/kaostap
https://twitter.com/ostap
https://www.facebook.com/karmodi/
> Это из-за него в Европе за последние 5 лет не появилось ни одного крупного по мировым меркам стартапа.
Ну эт самое, а Мистраль?