Краткая история русской свободы

Прощание с Россией №5

Jul 29, 2022

Это пятая статья из серии Прощание с Россией. Предыдущие можно прочесть здесь: 1, 2, 3, 4

В предыдущей статье — очень советую её прочесть, прежде, чем читать эту — я писал, что бессмысленно гадать о том, будет ли Россия свободной, без оценки того, что мы уже знаем о России и её отношениях со свободой и демократией.

Оценить это можно двумя способами: посмотрев на российскую историю и сравнив Россию с другими странами. Это сравнение мы отложим на следующий раз, а сегодня займёмся историей.

I. Культура и институты

Почему история вообще влияет на будущее? Потому, что все животные учатся на своём опыте, даже амёбы. Те, кто не умеет учиться, не выживают. У людей это обучение происходит как сознательно, так и бессознательно. Всё, что с нами происходит, даже если мы этого не замечаем, формирует наши привычки и наш характер. Привычки и характер, типичные для представителей народа, называются “традиции“, “ментальность“ и “культура“. Не большая культура — литература, живопись и балет, — а повседневная культура поведения и общения. Всё это формируется под влиянием исторических событий, а потом передаётся следующим поколениям. Как непосредственно, от родителей и преподавателей - детям и от знакомых - знакомым, так и опосредованно, через большую культуру. Хотя первый способ передачи гораздо важнее.

То, как это работает, лучше всего иллюстрирует анекдот, который я уже приводил в одной из своих старых статей:

Рассказывают (может, конечно, врут), что однажды зоологи провели следующий эксперимент. Десять обезьян посадили в клетку и время от времени бросали им в эту клетку банан. Как только какая-то из обезьян тянулась за этим бананом, всех десятерых поливали холодной водой из шланга. Понадобилось всего несколько попыток, чтобы обезьяны перестали обращать на бананы внимание. Совсем.

Потом одну из обезьян из клетки заменили на новую обезьяну. И снова бросили в клетку банан. Новая обезьяна попыталась его поднять — и тут же была жестоко избита остальными. Они-то знали, что за это бывает. Потом это повторилось. И еще раз. Очень быстро новая обезьяна научилась игнорировать бананы.

После этого еще одну из старых обезьян заменили на новую. И снова в клетку бросили банан. И снова неопытная обезьяна за ним потянулась. И снова ее избили, причем предыдущая новая обезьяна принимала участие в избиении.

Через некоторое время еще одну старую обезьяну заменили на неопытную. И еще раз. И еще. Каждый раз ситуация повторялась. Наконец, в клетке осталось девять новых обезьян и одна старая. Пришла и ее очередь на выход, а новой неопытной обезьяны на вход. В клетку опять бросили банан. Неопытная обезьяна хотела ее взять. Ее, разумеется, избили, хотя ни одну из обезьян, находящихся в клетке, ни единого раза не поливали холодной водой. Они и сами не понимали, почему наказывают новенькую. Вернее, понимали: потому что у нас так принято.

Поэтому культура сильнее институтов. Можно сколько угодно копировать американскую конституцию, как делали страны Латинской Америки, но если в стране веками формировалась культура подчинения, там всё равно будут возникать диктатуры.

И наоборот, если люди привыкли быть свободными, они будут свободными, даже если никаких гарантий свобод в их конституции нет или даже если нет самой конституции — как нет её в Великобритании.

В качестве примера того, что институты сильнее культуры, часто приводят историю двух Корей, Южной и Северной, и двух Германий, ФРГ и ГДР. Мол, смотрите, две части одной страны с одной и той же культурой выбрали разные государственные институты — и какой разный получился результат.

Это очень плохой пример. Ни Кореи, ни Германии свои институты не выбирали. Им их навязали более сильные страны. Северокорейские институты создали и поддерживали китайцы, а южнокорейские - американцы. Институты ГДР создавал Советский Союз, а ФРГ — США и Великобритания.

И не только создавали, но и поддерживали. Если бы Северная Корея вдруг решила стать свободной и демократической страной, КНР тут же вмешалась бы. Если бы в Южной Корее произошёл коммунистический переворот, американские войска наверняка помогли бы местным властям в его подавлении.

Так что да, институты в Корее и Германии оказались важнее культуры, но только потому, что гарантией этих институтов служили — и продолжают служить до сих пор — мощные иностранные армии.

Что происходит, когда оккупационная армия прекращает поддерживать чуждые культуре страны государственные институты, мы могли видеть на примере Польши и Чехии.

Хотя и оккупация тоже оказывает влияние на культуру. Просто это происходит долго. Если бы советская оккупация Восточной Европы продолжалась не 40, а 400 лет, культура этих стран была бы совершенно другой.

Но в любом случае, сформировалась ли культура страны под влиянием иностранных захватчиков или полностью самостоятельно, чтобы лучше понять сегодняшний характер её жителей, стоит заглянуть в её прошлое.

* * *

Мы привыкли думать, что свобода и демократия — относительно недавние изобретения, появившиеся всего 200-300 лет назад. На самом деле это не так. Я уже неоднократно писал, что Римская республика и любой древнегреческий полис, включая и Спарту, уж не говоря об Афинах, был гораздо более демократическим, чем любое современное западное государство. Древние греки не признали бы США или Францию не то что демократией, но даже и олигархией, в их классификации это были бы просвещённые тирании (в те времена слово “тирания“ ещё не несло того негативного эмоционального заряда, который оно приобрело в наши дни). Судя по всему, демократией в современном понимании этого слова был и Карфаген, хотя мы знаем о нём слишком мало, чтобы говорить об этом с уверенностью.

После падения Римской республики демократия в мире закончилась на 800 с лишним лет и снова появилась только в итальянских торговых республиках, которые были исключением из правила — в подавляющем большинстве стран Европы до 19 века никакой демократии не было.

Но это не значит, что там не было свободы.

Свобода и демократия всегда является относительным понятием. То, что кажется свободой сегодня, завтра могут начать считать тягостной кабалой. Так, например, сегодня многие отказываются называть греческие полисы 5-го века до нашей эры свободными, потому что в них было рабство. Однако рабство в то время практиковалось везде, и по меркам того времени Греция была самым свободным регионом мира. Феминистки могут не считать свободной Англию первой половины 19-го века, потому что у женщин тогда не было избирательного права. И тем не менее, в первой половине 19-го века ни одна страна мира даже и близко не приближалась к английскому уровню свободы.

Поэтому о свободе страны можно судить лишь по меркам своего времени, сравнивая её с другими странами и регионами той же эпохи.

По меркам средних веков Европа была очень свободным местом. Да, большинство населения Англии, Франции, Германии или Польши 13-го — 15-го веков было бесправным, но фактически во всех европейских странах существовал целый класс — аристократия — обладавший правами, которые не смели нарушать даже короли с императорами. Европейских баронов и графов не могли казнить или бросить в тюрьму без суда, у них не могли просто так отобрать собственность, они могли свободно перемещаться по континенту и переходить на службу к другому суверену, их не подвергали телесным наказаниям. И, хотя это нельзя было назвать демократией, при принятии важных решений, например, о повышении налогов, короли должны были заручиться их согласием — и далеко не всегда его получали.

Этих привилегированных людей было мало, но само их наличие оказалось потом очень важным. Потому что, начавшись с них, эти права и свободы потом постепенно распространились и на всё остальное общество.

Так что давайте посмотрим, что со всем этим происходило в России.

II. Россия как украинская ошибка

В существовании России украинцы могут винить только себя. Точнее, своего знаменитого предка, князя Святослава.

Бедный мальчик рос без отца — князь Игорь погиб, когда Славику было всего три года — и, наверное, поэтому вырос гопником и хулиганом. Другие мальчики становились королями и князьями уже в 14 лет, уж точно в 16, но Святослав никак не хотел браться за ум. Формально он стал князем то ли в 20, то ли в 25 — тут мнения историков расходятся. До этого княжеством в полном противоречии со всеми традициями того времени была вынуждена править его мать, княгиня Ольга.

На самом деле Ольге приходилось править даже после того, как Святослав вступил в должность. Юношу совершенно не занимали государственные дела, его интересовало только одно: дать кому-нибудь по кумполу и отжать у него кошелёк. Поэтому всё своё время он проводил в военных походах.

В 965 году Святослав пошёл в поход на хазаров. Стычки с Хазарским каганатом у русских князей случались и раньше, приблизительно раз в 20-30 лет, но они всегда бывали небольшими спорами за пограничные территории. Оно и понятно — воевать с хазарами всерьёз Киеву было невыгодно.

Во-первых, Хазария была крупнейшим торговым партнёром Руси, через неё шла почти вся торговля с ближним востоком, приносившая русским князьям огромные доходы.

Один из главных русских торговых путей, по которому через русские земли лился огромный поток серебра, шёл непосредственно через Хазарию, где сходились караванные пути с Востока и Юга. Там русские меняли меха и воск на серебро, которое потом везли по Дону и Волге на север и по Донцу на запад.

Другой важный торговый путь, через Днепр в Византию, проходил совсем рядом с хазарской границей, и хазары играли огромную роль в его безопасности. И не только в безопасности торговли, но и в безопасности русских городов.

Хазария служила барьером на пути идущих с востока на запад кочевых орд, в первую очередь тех самых печенегов, на которых так жалуется Путин. Большинство их нашествий обычно разбивались о хазарские границы и не докатывались до Киева и Чернигова.

Поэтому всерьёз воевать с Хазарией русским князьям было совершенно невыгодно, ни в экономическом, ни в геополитическом отношении.

Но Святослава все эти государственные дела не занимали. Ему хотелось помахать шашкой.

Хазарский каганат к тому времени был очень сильно ослаблен постоянными войнами с Халифатом и отражением набегов печенегов, так что победа Святослава была лёгкой. Его войско прошло через каганат как нож сквозь масло, заватив его главную северную крепость Саркел, черноморский порт Тмутаракань и столицу Итиль. Жители городов разбежались, и самому кагану тоже пришлось бежать. Разорив эти земли и захватив добычу, Святослав отправился восвояси. А Хазария от этого удара уже не оправилась.

Государство формально сохранялось ещё пару веков, но оно потеряло большую часть территории и фактически всё военно-политическое значение.

Многие патриотически настроенные российские и украинские историки представляют это как большое достижение Руси, которая якобы отобрала у Хазарии контроль за прикаспийской и причерноморской торговлей. Западные историки так не считают. Потому что разрушить хазарский контроль над торговлей у Руси получилось, а вот установить свой — уже нет. Для этого Киев был слишком далёким и недостаточно сильным. Заполнить образовавшийся между Азовом и Каспием вакуум оказалось некому, кроме кочевников.

Торговля варягов с Халифатом усохла, а путь на Запад для кочевых орд оказался открытым — в результате чего начала усыхать и торговля с Византией, так как русские ладьи на пути в Константинополь стали подстерегать печенеги, а затем — ещё более злобные половцы. Начались их регулярные набеги на Киев и другие русские города. Уже через три года после победного похода Святослава печенеги осадили Киев. Что характерно, самого Святослава в городе не было и защищать Киев пришлось наспех собранному по городам и весям народному ополчению.

Разрушив всё, что можно, на востоке, Святослав обратил взгляд на Запад и пошёл воевать Болгарию. Поначалу война была настолько успешной, что Святослав решил бросить Киев и перенести столицу на Дунай, чтоб оттуда контролировать торговлю Византии и Центральной Европы.

Однако Византии был не нужен подобный посредник. Её император собрал большое войско и выбил Святослава из Болгарии, наголову разгромив его армию.

Возвращаясь с остатками дружины обратно в Киев, Святослав и погиб. Его подстерегли и убили те самые печенеги, которым он открыл дорогу на запад.

Наследника Святослав, разумеется, не назначил. Хуже того, незадолго до смерти он рассадил своих сыновей наместниками в самые крупные русские города, чего предыдущие князья никогда не делали, создав основу для их будущей войны за киевский престол — которая и случилась в 977 году, в первый раз за всю историю Руси.

Эта мудрая государственная политика, приведшая к разрушению торговли, набегам кочевников и междоусобным войнам, и заложила основу упадка Руси, хотя сам упадок начался несколько позже. Междоусобные войны и набеги кочевников не прекращались, а торговля чем дальше, тем больше хирела — вместо ставшего опасным торгового пути по Днепру Северная Европа вскоре нашла альтернативные пути торговли с Византией.

* * *

Упадок Киевской Руси шёл медленно, но неуклонно. Уже с конца 10-го века некоторые князья, уставшие от всех этих проблем, стали перебираться на северо-восток, в Ростов, подальше от семейных ссор и печенежских набегов. Столицей северо-восточной Руси сделался Ростов, до этого маленький провинциальный город. В начале 12-го века Юрий Долгорукий сделал Ростовское княжество фактически независимым от Киева, хотя формально оно ему ещё подчинялось.

Вслед за князьями на северо-восток, подальше от набегов кочевников, перебирались и простые люди, которым князья щедро раздавали земли в пользование. К середине того же столетия Ростовское княжество стало самым густонаселённым районом России, а Киев, наоборот, окончательно зачах. В 1169 году сын Юрия Долгорукого Андрей Боголюбский захватил Киев и объявил себя Великим князем. Но переселяться туда, как делали все его предшественники, Боголюбский не стал. Вместо этого он показательно разграбил и сжёг уже не нужный ему город и перенёс великокняжескую столицу во Владимир.

С этого момента и можно отсчитывать историю России как государства. Однако независимым оно оставалось недолго.

* * *

Россия (хотя тогда она так ещё не называлась) изначально была менее свободной, чем Русь.

Когда варяги в конце 9-го столетия пришли княжить в Киев, это был уже довольно старый и относительно большой город. В нём была своя городская община, мнение которой князьям приходилось учитывать. Новый князь, приходя к власти, заключал с городом ряд — договор, где у сторон были взаимные обязательства.

На северо-востоке ничего подобного не было. Владимир, куда перенёс свою столицу Боголюбский, был основан всего за полвека до того его дедом Владимиром Мономахом фактически на пустом месте. Там не существовало никакого уже сложившегося городского общества, с которым князю было нужно считаться. Вся земля тоже считалась собственностью князя или тех, кому он её подарил, так что крестьян со своей землёй на северо-востоке было в разы меньше, чем на юге.

Однако в остальном Россия или, точнее, Владимиро-Суздальское княжество, было не менее свободным, чем другие европейские государства того времени. Русские князья, как и правители многих других регионов средневековой Европы, были потомками скандинавов, и несмотря на то, что к 12-му веку они (в отличие от русских князей 9-го и 10-го веков, которые звались и разговаривали по-древнескандинавски) уже перешли на русский и приняли славянские имена, ещё сохраняли старые скандинавские порядки.

И родственники великих князей, правившие в маленьких городах, и бояре — потомки княжеских дружинников — были свободными людьми, полноправно владевшими земельными наделами, которые Великий князь, один раз их им пожаловав, уже не мог по желанию взять и отнять. И бояре, и большинство крестьян могли в любой момент свободно поменять хозяев, которым они служили. Население Владимиро-Суздальского княжества было даже более свободным, чем население Франции и Англии того времени: там в 12 веке собственность аристократии на землю была условной и связанной со службой королю (подробнее — в следующей статье), а крестьяне были крепостными.

И в Европе, и в будущей России всё начало меняться в 13-м веке.

III. Монгольские порядки

В Англии в 1215 году мятежные бароны добились от короля подписания Великой хартии вольностей, которая вводила в стране прото-правовое государство, запрещая подвергать свободных людей произвольным наказаниям, вводя для них право на честный судебный процесс, ограничивая возможности короля по своему желанию вводить налоги и сборы и учреждая контролировавший его действия Совет королевства, который в 1265 году превратился в избираемый парламент.

Во Франции в 1260 году появился Парижский парламент, который на самом деле был не парламентом, а высшим судом. Но этот суд, кроме прочих своих полномочий, мог рассматривать королевские указы перед их вступлением в действие на предмет их законности, и если они казались его членам незаконными, возвращать эти указы королю. А в 1302 году во Франции появился и прототип современного парламента: Генеральные штаты.

В Испании первый парламент — кортесы — появился в Королевстве Леон в 1188 году. Вскоре после этого кортесы были созданы и в соседних королевствах: Арагоне, Кастилии, Валенсии, Каталонии и Наварре. В 1247 парламент Арагона принял первую в Испании конституцию — “Арагонские фуэрос“.

В Германии (точнее, в Священной Римской империи, занимавшей территорию современных Германии, Австрии, Чехии, Швейцарии, Голландии и Словении (не Словакии!) и, частично, Польши, Италии, Франции и Бельгии) в конце 12 века начали появляться вольные имперские города, получившие право полного самоуправления, сохраняя лишь ограниченные обязанности перед императором. Первым таким городом, по всей видимости, стал Аахен в 1166 году. За следующее десятилетие к Аахену присоединилось ещё примерно полдюжины свободных городов, но в 13 веке их количество начало экспоненциально расти, и к его окончанию большинство важных торговых городов империи уже были свободными. А в 1231 был издан Statutum in favorem principum, дававший широкие права входившим в Священную Римскую империю княжествам и официально превративший её в федеративное государство.

Все эти свободы и привилегии раздавались королями не по доброй воле, а под непрерывным давлением аристократии. Возможно, что-то подобное произошло бы и в России, но в России история в 13-м веке история пошла в противоположном направлении. В страну вторглись монголы.

* * *

Первое, что сделали монголы, завоевав Русь — провели там с помощью китайских чиновников (Китай они заняли ещё раньше) полную перепись населения и заставили это население платить дань. Но собирать дань сами они не стали. Этим должен был заниматься один из русских князей — тот, кому монгольский хан выдал ярлык на княжение. Обладатель ярлыка становился главным князем Руси, остальные были обязаны ему подчиняться. Выдавали его не за доблесть, а за умение выдавливать из населения последние копейки и помогать монголам держать его в повиновении. Кроме того, чтобы получить ярлык, нужно было ехать в монгольскую столицу и подвергаться там многочисленным унижениям, чтобы доказать свою преданность.

Делу свободы всё это никак не способствовало. Свободу потеряли в первую очередь сами князья, ставшие рабами монголов, у которых те теперь в любой момент могли отнять имущество, власть, а бывало, и жизнь. Сократилась и свобода простого населения, которому после переписи стало сложнее перемещаться по Руси и менять хозяев.

Борьба за ярлык превратилась в соревнование в жестокости и подлости. Князья стучали друг на друга хану и охотно принимали участие в монгольских карательных экспедициях в соседние княжества. К 14-му веку в этой борьбе определились два финалиста: Тверь и Москва. Победила Москва. В 1327 году жители Твери, недовольные тем, что их князь, у которого в том момент был ярлык на княжение, слишком пресмыкается перед монголами и не хочет защищать своих подданных от их притеснений, подняли антимонгольское восстание. Этим воспользовался московский князь Иван Калита. Он поехал в Орду с предложением усмирить Тверь. Монгольский хан согласился и дал ему 50 тысяч воинов, к которым присоединились московские и суздальские дружины. Совместное монгольско-московское войско жестоко подавило восстание, спалив и разорив в процессе города и веси Тверского княжества. Тверской князь бежал сначала в Новгород, а оттуда — в Литву.

В следующем, 1328, году Калита жестоко расправился с жителями Ростова, который из-за неурожая не мог заплатить монголам установленную дань. Город был разграблен, многие жители убиты, другие насильно переселены в московские земли, а их земли отданы москвичам. Этой практикой насильственного переселения покорённых территорий активно пользовались потомки Ивана.

В рвении Калиты при подавлении антимонгольских восстаний не было ничего нового: тем же самым активно занимался ещё его дед, Александр Невский. И так же, как и Невский, Калита в благодарность за помощь монголам в усмирении России получил от них ярлык на великое княжение. По оценкам некоторых историков, он так часто ездил в монгольскую столицу Сарай, что провёл в ней больше времени, чем в Москве.

После смерти Калиты его наследники уже не выпускали ярлык из рук. Орда пару раз пыталась отдать его смоленским или тверским князьям, но усилившаяся Москва либо запугивала тех так, что они сами отказывались от ярлыка, либо просто перекупала ярлык, предложив хану огромную взятку. Москва стала постоянной столицей северо-восточной Руси. Южную, с Киевом и Смоленском, к началу 14-го века полностью отбили у Орды литовские князья.

Вместе с ярлыком в руках наследников Калиты оказался и виртуальный кошелёк — теперь Москва и только Москва собирала для монголов деньги со всех окружающих княжеств, не забывая и про себя. Правители этих княжеств разорялись, и московские князья выкупали их земли. А иногда — когда другие князья чем-то досаждали монголам — получали эти земли от монголов в подарок. Так князья Москвы постепенно стали частными собственниками фактически всей России.

В то время как Москва усиливалась, Орда слабела в результате непрерывных внутренних конфликтов. В 1472 году потомок Калиты Иван III победил монгольскую армию под Алексином и перестал платить монголам дань. С этого момента и можно начинать отсчитывать историю независимого российского государства.

IV. Московский Мордор

Если в домонгольской России порядки были в основном скандинавскими, то после 250 лет под властью монголов они стали вполне азиатскими. К концу 15-го века там уже считалось нормальным то, что было немыслимо в конце 12-го. Князь мог просто так, без серьёзного повода, отнять землю, а то и жизнь у любого из своих бояр или младших князей. Он же мог приказать им сняться с места и переселиться туда, куда он пожелает. Сначала эти новые порядки почти не касались ближайшего круга великого князя, то есть бояр, которые жили в Москве или рядом с ней. Но окружающие земли, ещё недавно бывшие независимыми, почувствовали это в полной мере.

Избавившись от начальства, Иван III приступил к “собиранию русских земель“ уже не деньгами, а силой. В 1478-м он покорил Новгородскую республику, одно из самых свободных государств Европы того времени, ни дня не пробывшее под прямой властью монголов, хоть и платившее им дань. Новгородские республиканские институты были разрушены, колокол вывезен в Москву, а за ним — и приблизительно тысяча самых знатных новгородских семей, которые насильно расселили в окрестностях Москвы, вместо них так же насильно прислав на поселение в Новгород московскую знать. 80% новгородских земель стали личной собственностью Ивана III. В 1485-м та же история повторилась в Твери, в 1510-м — во Пскове, в 1514-м — в Смоленске. Последним потеряло независимость к тому моменту уже совсем маленькое и незначительное Рязанское княжество. Его даже не потребовалось завоёвывать. Василий III, сын Ивана III, в 1517-м пригласил рязанского князя в Москву, тот не посмел отказаться, и в Москве его просто схватили и посадили под стражу. К счастью для князя, уже в следующем году ему удалось бежать в Литву, но его земли стали владением московских князей.

Особенно досталось Новгороду, который московские князья считали гнездом республиканской заразы. Уже в 1480-м, всего через 2 года после присоединения к Москве, Иван III без всякого реального повода, просто под предлогом того, что новгородцы якобы что-то против него замышляют, снова разорил город, перебил несколько сотен человек и изгнал из города ещё 7 тысяч знатных семей. Карательные экспедиции против города повторились в 1484, 1487, 1488 и 1489-м. В 1494-м Иван закрыл в городе представительство Ганзы, лишив город главного источника дохода — торговли. Окончательно добил Новгород его внук, Иван Грозный, который в 1570-м, опять по подозрению, что новгородцы что-то против него замышляют, послал в город опричное войско. Никакого сопротивления город не оказал, но опричники убивали горожан шесть недель: их жгли живьем и забивали палками, а недобитых сбрасывали в красный от крови Волхов.

Жертвами погрома в Новгороде и окружающих сёлах стали 10-15 тысяч человек — не считая ещё примерно 2000, которых царские опричники убили по дороге в Новгород в Твери, Торжке и других городах, а также по дороге обратно в Пскове и самой Москве, где искали сообщников “новгородских заговорщиков“.

Массовые расправы с бунтовщиками не были для Европы того времени чем-то необычным. Уникальным российским ноу-хау были не они сами, а то, что в России для расправы не требовалось никакого бунта — достаточно было просто безо всяких доказательств объявить, что кто-то замышляет измену. Ещё одной практикой, которую Москва не изобрела, но которая была азиатским явлением, не практиковавшимся в Европе, было массовое насильственное переселение людей из одной местности в другую, чтобы на корню уничтожить возможность последующего сопротивления.

Уничтожая свободу окружающих земель, российские князья одновременно расправлялись и со свободой собственного боярства. Место вотчин — частных наследственных земельных владений, не зависящих от капризов государя, начали занимать поместья — наделы земли, которые князья, а потом цари, выдавали своим приближённым в награду за службу и под условием её продолжения. Поместье, в отличие от вотчины, не было собственностью, его в любой момент можно было отнять. Владельцы поместий были не боярами, а дворянами, хотя это слово появилось раньше: так назывались люди, которые служили при дворе князя — и которым в первую очередь и стали раздавать поместья.

Формально это напоминало западноевропейский феод, который короли выделяли своим вассалам в обмен на их службу. Но только формально. Наделение западного вассала феодом было формальным письменным контрактом, обязанности по которому несли обе стороны, а возможные споры по этим контрактам решал независимый от короля суд. Выделение российским дворянам поместий контрактом не было, потому что одна из сторон — то есть князь — никаких обязанностей не несла. Это не было даже подарком, потому что князь по собственной прихоти мог отобрать поместье обратно.

Первые поместья были выделены москвичам из земель, реквизированных у новгородских бояр. Так в Московском княжестве начала разрушаться частная собственность и появляться новая аристократия, которая, в отличие от старой, полностью зависела от князя.

Но и старая аристократия, бояре, тоже теряла свободу. Тогда же, при Иване III, изменились и право владения вотчинами. Раньше это право было безусловным, но но теперь их владельцы должны были служить великому князю, иначе их вотчины изымались.

Поместья раздавались кусочками — немного там, немного здесь, немного ещё где-то за 300 километров. Собрать большое количество земли в одном месте, закрепиться там и стать сильной самостоятельной региональной фигурой было почти невозможно. Кроме этого, в лучших азиатских традициях, дворян постоянно перемещали служить в разные места, чтобы они не пустили корни. Если же какой-то из боярских родов несмотря на всё это всё-таки слишком усиливался, его представителей просто казнили без суда и следствия или, если повезёт, заставляли стричься в монахи, как поступил Иван III с влиятельным воеводой и наместником Москвы Иваном “Гвоздём“ Патрикеевым и всем его кланом.

Одновременно с закатом частной собственности в Москве начался и закат свободы. Всего через 2 года после избавления от монгольского ига, в 1474 году, Иван III начал препятствовать своим боярам переходить на службу к другим князьям — что до этого считалось их полным правом. Формального запрета не было ещё несколько десятков лет, но фактически Иван ввёл для своих высших бояр круговую поруку: они должны были ручаться друг за друга деньгами, и при отъезде одного из них за границу его ручители должны были выплатить Ивану очень крупную сумму.

* * *

Окончательный конец боярству как независимому от царя классу положил Иван Грозный. По крайней мере частично он взял за основу “турецкую модель”, в которой знать целиком и полностью зависима от султана. Доклад об этой модели представил ему его приближенный Иван Пересветов, который, прежде, чем поступить на службу к Грозному, служил у султана при дворе.

Сначала, в 1550-м, Иван раздал безземельной знати более тысячи поместий вокруг Москвы, сместив баланс сил между самостоятельными боярами и полностью зависящими от царя (так теперь назывался московский князь) дворянами в пользу дворян. А потом, в 1564-м, устроил опричнину, когда его опричное войско под началом Малюты Скуратова могло безнаказанно убивать бояр и забирать их вотчины всюду, где оно находило измену. Поскольку нашедшие измену могли поживиться имуществом изменников, измена находилась везде. Изменников подвергали самым изощрённым пыткам, в которых не брезговал участвовать сам царь. 600-700 боярских семей были уничтожены, а у оставшихся отняли вотчины, раздав им отдалённые поместья.

Опричнина закончилась в 1572 году, после того, как Москву разграбил и сжёг крымский хан Девлет-Гирей. Опричники, сами слишком занятые грабежами, не смогли оказать ему никакого заметного сопротивления, а Ивану пришлось бежать в Ростов. После этого массовые репрессии прекратились, но главное дело уже было сделано — российская знать потеряла последние остатки своей независимости.

Заодно была поставлена жирная точка на независимости церкви. Малюта лично задушил митрополита Филиппа, отказавшегося благословить опричный поход на Новгород.

В советских учебниках правление Грозного делилось на две части. В ранней он проводил “демократические“ реформы по европейскому образцу, а в поздней сошёл с ума и устроил опричнину. На самом деле реформы были скорее подготовкой к опричнине.

В качестве ключевого элемента реформ называют созыв Земских соборов — совещаний, на которые собирались представители разных сословий со всех концов царства. Эти соборы были изобретением Грозного, до него ничего подобного в России не проводилось. Их часто сравнивают с европейскими парламентами, но так же, как с поместьями и феодами, сходство было исключительно внешним.

Европейские парламенты были избираемыми — в них заседали представители сословий, которых те избирали из своей среды. Земские соборы, даже те, которые называются “выборными“, избираемыми не были, ни до Ивана, ни после — за парой исключений, о которых пойдёт речь ниже. Как писал Ключевский, это было “совещанием правительства со своими собственными агентами”: цари или их представители на местах сами выбирали, кого на них пригласить. В Европе участие в парламенте было правом, в России — обязанностью. В Европе парламенты обладали правом решающего голоса, в России — исключительно совещательного.

При Грозном соборы были скорее средством ослабить боярство — хотя в них приглашали и представителей бояр, большинство там составляли дворяне и другие государевы слуги, которые ни в чём не могли ему перечить. Вероятно, на одном из таких соборов и было утверждено решение о введении опричнины.

Другим способом ослабить боярство была реформа местного самоуправления, в результате которой сбор налогов и право вершить суд передавалось от местных бояр к избранным крестьянскими общинами старостам. Это ещё больше лишило знать власти и денег, которые теперь поступали прямо в казну, но не привело к самостоятельности крестьян, потому что избранные старосты отвечали не перед своими избирателями, а перед царём, и если они не отправляли в казну достаточно денег или ещё каким-нибудь образом вызывали недовольство власти, то платили за это жизнью. Как могли поплатиться ей и другие члены общины за чужие проступки, потому что в деревнях тоже была введена круговая порука, когда за провинности одного отвечали все. Такая система круговой поруки, заставлявшая подданных самим следить друг за другом и доносить друг на друга власти, ещё со времён империи Цинь действовала и в Китае, хотя вряд ли Грозный сознательно её оттуда заимствовал — просто great minds think alike.

При Грозном продолжилось и закрепощение крестьян, то есть ограничение их права переходить от одного хозяина земли к другому, начавшееся ещё при Иване III и окончательно завершившееся при первых Романовых.

О сравнительном уровне свободы в России и Европе можно судить по письму Ивана Грозного его современнице, английской королеве Елизавете.

"Мы чаяли того, что ты на своемъ государьстве государыня и сама владѣеш и своей государской чести смотриш и своему государству прибытка, и мы потому такие дѣла и хотѣли с тобою дѣлати. Ажно у тебя мимо тебя люди владѣют, и не токмо люди, но мужики торговые, и о нашихъ о государских головах и о честех и о землях прибытка не смотрят, а ищут своих торговых прибытков. А ты пребываеш въ своемъ девическомъ чину, как есть пошлая девица".

Письмо, вероятно, было написано в сильном раздражении от того, что Елизавета никак не отвечала на брачные предложения Ивана, но тем не менее хорошо отражает суть дела. Свободы торговли в России после падения Новгорода тоже не было. Государство владело монополией на внешнюю торговлю, но не только: все выгодные торговые дела в России велись государством. Как только царь видел, что какое-то дело приносит прибыль, он тут же объявлял его государственной монополией. В этой монополии могли участвовать купцы, но не как независимые торговцы, а исключительно как царские агенты, в первую очередь заботящиеся не о собственной, а о государевой прибыли. Даже ремесленники и то не были свободны. Они и даже их дети не имели права менять ни профессию, ни место жительства.

Уже в 14-м веке Россия была гораздо несвободнее всех европейских государств. В 16-м, во время правления Грозного, она окончательно превратилась в настоящую азиатскую деспотию.

V. Первая попытка свободы: поляки

Репрессии продолжались и при бывшем опричнике и зяте Малюты Скуратова Борисе Годунове — неофициальном регенте при сыне Ивана, Федоре Иоанновиче, а потом и царе. Правда, в меньшей мере — Грозный, судя по свидетельствам, с детства отличался садистскими наклонностями, а Годунов садистом не был, просто старался удержать власть, на которую, по мнению многих, не имел законного права. Так что массовых репрессий с тысячами жертв при нём не было, были, как сейчас говорят, избирательные.

В 1591 году при странных обстоятельствах, играя, погиб младший сын Ивана Грозного царевич Дмитрий. По показаниям свидетелей, он играл со сверстниками в ножички — по правилам того времени большими заострёнными гвоздями. Во время игры у царевича якобы случилась падучая, и он случайно насмерть заколол себя гвоздём в шею.

Поверить в это в 1591-м было так же трудно, как и сейчас. Никто и не поверил. Все считали, что Дмитрия убили по приказу Годунова, который опасался, что наличие законного наследника помешает ему занять трон. Но до поры до времени обвинять Годунова открыто боялись.

Пока в 1603-м в Польше не появился молодой человек, назвавший себя выжившим царевичем Дмитрием. Якобы вместо него годуновские прихвостни по ошибке убили другого мальчика, а ему удалось сбежать.

Годунова не любили ни в народе, ни в верхах, и когда Лжедмитрий с помощью отдельных польских магнатов собрал небольшое войско и пошёл на Москву, к нему начали перебегать крестьяне, казаки, мелкие бояре, а потом и царские части. Но у него всё равно было мало шансов занять трон, если бы в апреле 1605 Годунов внезапно не умер. Есть версия, что его отравили бояре.

В июне 1605 Лжедмитрий без боя вошёл в Москву. С его приходом в Московском государстве впервые в его истории настал короткий период свободы.

Лжедмитрий вернул из ссылки опальных бояр и вернул им имущество, отменил введённые Годуновым поборы и облегчил положение крестьян, отменив наследственное долговое рабство.

Но у власти он всё равно продержался недолго. Лжедмитрий раздражал народ тем, что демонстративно игнорировал православные традиции, а бояр — тем, что не оказывал им достаточного внимания, предпочитая советоваться с польскими шляхтичами. В мае 1606-го, после венчания Лжедмитрия с даже не пожелавшей принять православие Мариной Мнишек и пьяных свадебных гулянок поляков из её свиты, Василий Шуйский и другие бояре подняли народ на бунт. Лжедмитрия зарезали, царём стал Шуйский. При нём репрессии возобновились с новой силой.

В свой первый приход в Россию свобода продержалась в ней меньше года.

* * *

Шуйский тоже очень быстро достал и бояр, и народ. Появился новый Лжедмитрий, объявивший, что его снова недоубили, к нему опять начали стекаться польские союзники и беглые русские крестьяне.

Трон под Шуйским начал шататься, и он позвал себе на помощь шведов. Это не понравилось воевавшему с ними польскому королю Сигизмунду III, который собрал армию и выступил на Москву. Бояре решили, что это их шанс— и в результате в 1610-м в России ненадолго появилась демократия.

Когда армия Сигизмунда уже стояла под Москвой, собравшийся в городе настоящий стихийный Земский собор низложил Шуйского, насильно отправил его в монастырь и постановил пригласить на царство сына Сигизмунда, польского королевича Владислава.

Приглашать на царство иностранного короля было в Европе совершенно обычным делом, так не стеснялись поступать в самых крупных европейских монархиях. Да и для Руси это не было чем-то необычным: Рюриковичи сами были шведами. К тому же в договоре с Сигизмундом бояре выторговали себе то, уже что веками было у всех их европейских коллег: защиту от царского произвола, право на суд равных и реальное участие в управлении государством. Народ, уставший от многолетней гражданской войны, тоже с готовностью присягал Владиславу, который пообещал перед венчанием на царство перейти в православие.

Уже казалось, что всё на мази, и Москва вот-вот станет третьим членом Польско-Литовской унии и нормальным европейским государством, а Сигизмунд — самым могущественным правителем Европы.

Но фраера сгубила жадность.

Сигизмунд внезапно решил, что не хочет отдавать Московское царство сыну, а хочет править в нём сам. Он заявил, что Владислав не станет переходить в православие, разорвал договор с боярами и решил завоевать Москву силой.

Дальше было много чего интересного, но в конце концов собранное — тоже с помощью вполне демократических местных земских соборов — по всей Руси ополчение выбило поляков из Москвы. Еще один демократически избранный (разумеется, по меркам того времени) земский собор в 1613 году избрал на царство Михаила Романова. На этот раз бояре не стали требовать от нового царя ни справедливого суда, ни участия во власти, да и вообще никак его ограничивать. Все уже очень устали и хотели просто отдохнуть.

Так демократия в России закончилась, просуществовав лишь три года. На самом деле эта демократия больше напоминала анархию, но демократия в России случалась так редко, что привередничать тут не приходится.

Правда, свободными эти годы назвать нельзя: в России шла жестокая многосторонняя война, а какая во время войны свобода.

VI. Вторая попытка: фальстарт

При Романовых свободы в России больше не стало, скорее, её потихоньку становилось всё меньше, но никаких массовых репрессий, как при Грозном, к счастью, не было. Шло медленное, но последовательное затягивание гаек. В середине 17-го века Романовы окончательно закрепили крестьян, запретили выезд за границу, а также впервые ввели понятие государственного преступления — то самое знаменитое “Слово и дело“, которое часто ошибочно приписывают опричнине. “Слово и дело“ было своеобразным паролем, который должен был произнести человек, доносящий властям о преступлении против царя словом или делом. Разницы между словом и делом не было: то и другое наказывалось с одинаковой строгостью.

В 1711 Пётр I создал первый в России и во всей Европе специальный политический сыск, задачей которого было искать и расследовать подобные дела.

Пётр, впервые после Грозного, снова сделал репрессии массовыми, хоть и далеко не такими жестокими. Он насильно стриг боярам бороды, ежегодно сгонял 30-40 тысяч крестьян, зачастую в цепях, на строительство Петербурга, и запретил строить во всей остальной России каменные здания, потому что камень и каменщики нужны были там. А когда город был построен, но никто не захотел там жить, Пётр просто приказал главам 1000 выбранных им дворянских семейств, включая представителей самых знатных родов России, переселиться на далёкие болота, хотят они того или нет. Туда же были насильно посланы тысячи купцов и ремесленников, чтобы знать было кому обслуживать. Мало того, жилище на этих болотах дворяне должны были строить себе сами, на свои средства, и не как им того захочется, а по утверждённому сверху проекту.

Ещё одним символичным нововведением Петра стало то, что он обязал всех своих подданных, от крепостных до знати, подписывать обращения к царю исключительно словами “нижайший раб“ — хотя по сути россияне были рабами царя ещё со времён Грозного, прежние правители не заставляли их так себя называть.

Но вскоре после смерти Петра знать опять попыталась ограничить царскую власть.

После того, как внук Петра I, малолетний Пётр II, лет умер от оспы, Высший совет из нескольких самых знатных дворян: Долгоруких, Голицыных и т.п, правивший страной от лица несовершеннолетнего императора, позвал на престол вызванную из провинции племянницу Петра I Анну Иоанновну — при условии, что её власть будет ограниченной: без согласия дворянского совета она не имела права объявлять войну, вводить налоги, раздавать земли, отнимать без суда жизнь и собственность знати, назначать себе преемника… Члены совета вдохновлялись идеями английского философа Джона Локка и явно хотели строить конституционную монархию, как в Англии.

Анна Иоанновна легко согласилась — это был её единственный шанс получить престол.

Заручившись согласием императрицы на ограничение её власти, Высший совет предложил всем дворянам империи подавать предложения по конституционной реформе.

Предложение неожиданно оказалось куда более радикальным, чем предполагал сам совет, который хотел действовать постепенно — несколько сотен младших дворян в обход Совета напрямую предложили императрице устроить выборы чего-то вроде Учредительного собрания, на котором и определить будущую конституцию.

Тут же появилась и третья, самая многочисленная, группа дворян, подавшая императрице челобитную, умоляя её отвергнуть всю эту европейскую заразу и вернуть стране старое доброе самодержавие.

Долго уговаривать Анну не пришлось.

Пользуясь расколом среди высшей и низшей знати, а также быстро завоёванной поддержкой гвардии, которой она сразу же по прибытию в столицу начала раздавать подарки и водку, императрица публично разорвала ограничивавший её договор. Возразить никто не посмел. Россия, во второй раз подряд, уже почти став демократией (разумеется, по меркам своего времени), опять скатилась в деспотию.

VII. Третья попытка: немка

Ситуация начала меняться лишь с фактическим концом династии Романовых, когда к власти в стране пришла померанская принцесса София Августа Фредерика Ангальт-Цербская, вдова императора Петра III, не имевшая с Романовыми никакой кровной связи.

Екатерина была хорошо образованным человеком, увлекавшимся передовыми идеями своего времени и родившейся и воспитанной в свободной Германии. Она пыталась воплотить в жизнь концепцию правового государства Монтескье, которую взяли за основу и отцы-основатели США. Никакого противоречия в этом нет: Монтескье считал, что республика может быть только маленькой, а большое государство должно быть монархией. Во второй половине 18-го века Россия была примерно в 15 раз больше Соединённых Штатов как по территории, так и по количеству населения, так что Монтескье бы не возражал.

Екатерина начала с того, что учредила выборный парламент, Уложенную комиссию, куда в 1767 году со всей России было избрано с помощью тайного, хоть и не всеобщего голосования 564 депутата от разных сословий. Однако попытка создать в России избираемую законодательную власть обернулась конфузом. После двух лет бесплодных заседаний депутаты, толком не понимавшие, в чём, собственно, состоит их функция, самораспустились под благовидным предлогом начавшейся войны с Турцией: мол, парламент закрыт, все ушли на фронт. Единственным важное решение, которое им удалось принять, было присвоение Екатерине звания “Великой“.

Выросшая в Европе императрица была несколько разочарована, и на этом её попытки ввести в России демократию закончились. Однако от идеи сделать её свободной она не отказалась.

В 1785 российские дворяне получили права наследственно владеть своей землёй, свободно выезжать за границу, не подвергаться телесным наказаниям и быть судимыми судом равных. Российская знать встала вровень с европейской, за исключением лишь одного — она не могла самостоятельно участвовать в делах государства и ограничивать власть монарха.

Но это не сделало Россию свободной. Или, если и сделало, то совсем ненадолго.

Дело в том, что в Европе те же права к этому моменту были уже у всего населения. В Англии они появились раньше всех, ещё в конце 17-го века. В остальных крупных европейских государствах — Франции, Австрии, Пруссии, Польше — как раз тогда, когда Екатерина даровала свободы дворянству, в 1780-90-х годах. Последней из крупных европейских держав, давшей права и свободы всем гражданам, стала Пруссия в 1794 году. Так что не прошло и 9 лет после екатерининской “Жалованной грамоты дворянству”, как Россия снова стала самой несвободной европейской державой, не считая разве что Турции.

На самом деле всё произошло ещё раньше. Уже в 1790 году, испугавшись Французской революции, Екатерина пересмотрела своё положительное отношение к свободомыслию. Начались запреты на выезд в Европу, цензура, аресты и большие сроки вольнодумцам. В тюрьму отправился не только “диссидент“ Александр Радищев, но и полностью лояльный, но уж слишком независимо мыслящий Николай Новиков. Многие из дарованных Екатериной дворянам свобод остались лишь на бумаге.

А в 1797-м, на следующий год после смерти Екатерины, её наследник Павел I отобрал их уже и формально.

Так что, хотя правление Екатерины было явным прогрессом по сравнению с предыдущими тремя веками, назвать Россию этих лет свободным государством мы, увы, не можем — понятие о свободе к этому времени уже изменилось.

К тому же в Европе 18-го века свободы и права были не только у дворян, но и у горожан. Хотя Екатерина одновременно с дворянством дала свою “Жалованную грамоту“ и городам, но прав и свобод, сравнимых с теми, которые получили дворяне — или которые имели горожане по всей Европе — российские мещани по ним не получили.

При Екатерине в России ещё более ухудшилось положение крестьян. Крепостное право ввели в Украине, где его раньше не было, и на новоприсоединённых к России территориях Польши, где оно за несколько лет до того было отменено. Крепостным крестьянам запретили подавать жалобы на помещиков, а помещикам разрешили отправлять своих крепостных на каторгу. Но поскольку в это же время рабы в США и французских колониях находились в ещё худшем положении, чем русские крепостные крестьяне, а в Австрии и Пруссии до 1790-х существовало крепостное право, в этом отношении Россия в 18-м веке ещё не слишком сильно отличалась от других стран.

В общем, свободной при Екатерине Россия не стала. Но так уж и быть. В истории России было так мало свободных лет, что давайте будем снисходительны и засчитаем 5 лет с 1785 по 1790 год, в течение которых Россия по крайней мере была не более деспотичной, чем Пруссия, за свободные.

VIII. Четвёртая попытка: два Александра

После Екатерины свободу в России пытались ввести сначала Александр I, а потом Александр II, но получилось не очень.

Александр I, задумав много хорошего, в частности, введение ограниченного парламентаризма и наделение всех жителей России гражданскими правами, в конце концов махнул на это рукой и только отменил одиозные законы Павла I.

Сменивший его Николай I в 1845-м принял уголовный кодекс, превративший Россию в первое в Европе полицейское государство. По новым законам в России становилось преступлением не то что призывы к мирному изменению существующего строя, но даже и просто обсуждение подобной возможности. Наказанием за публичное выражение неуважения к императору или сомнений в законности его абсолютной власти стали конфискация имущества и каторга. В других европейских странах подобные законы появились лишь после прихода к власти фашистов.

Александр Второй добился больших успехов, чем Первый: в 1861-м он освободил крестьян, в 1863-м отменил телесные наказания, а в 1864-м провёл судебную реформу, введя суды присяжных.

Однако к концу следующего десятилетия он резко изменил курс, закрутил гайки и создал тоже не имевшую аналогов в Европе тайную политическую полицию, которой передавались все политические дела и которая имела право послать человека в тюрьму без суда и следствия.

Правда, в защиту Александра можно сказать, что эта полиция была создана после волны террористических актов и последовавшего оправдания многих очевидных террористов-убийц судами присяжных. Особенно сильно подействовало на царя полное оправдание стрелявшей в петербургского градоначальника Трепова народоволки Веры Засулич и снисходительность к ней не только присяжных, но и судьи Кони. Меры по изъятию политических дел из компетенции гражданских судов начали разрабатывать уже через 2 дня после приговора.

Начиная с 15-го века российское общество покорно терпело тиранов, но, как только ему пытались дать свободу, либо отпихивалось от неё руками и ногами, как при Анне и Екатерине, либо начинало кровавые бунты и террор, как при Лжедмитрии и Александре.

Так, одной рукой дав простым людям гарантированные законом права, другой рукой Александр тут же их отнял, создав репрессивный аппарат, не связанный никакими законами.

Права, которые дала россиянам реформы Александра, опять на столетие отставали от тех, которыми пользовались европейцы — к 1860-м почти во всех европейских странах уже давно были конституции и избираемые парламенты.

Но будем снова великодушными и засчитаем годы с 1864-го, когда была принята судебная реформа, по 1878-й, когда начались репрессии, во время российской свободы. Плюс 14.

IX: Пятая попытка: два Октября

В следующий раз свобода, а вместе с ней и демократия, в России появилась в 1905-м, когда из-за Японской войны и вызванной ей революции Николаю II пришлось дать стране конституцию. Манифест 17 октября 1905 года впервые дал россиянам “незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов”, и учредил первый стране полноценный парламент.

Демократия в России продержалась недолго. Николай считал Конституцию мерой, вырванной у него силой, называл 17 октября “днём крушения“ и горел желанием отвоевать свою власть обратно.

Первое заседание Государственной Думы состоялось в конце апреля 1906-го, а уже в начале июля того же года Николай её распустил, поставив депутатам в вину то, что они “обратились к расследованию действий поставленных от нас местных властей, к указаниям Нам на несовершенства Законов Основных, изменения которых могут быть предприняты лишь нашею монаршею волею, и к действиям явно незаконным, как обращение от лица Думы к населению”.

Второй состав Думы проработал чуть дольше — с начала февраля по начало июня 1907-го, и тоже был распущен. Но на этот раз царь не просто распустил парламент — на что он имел полное право. Кроме этого, он изменил избирательный закон, что он, по его же собственной Конституции, делать не мог.

Выборы в первые две Думы были неравными — депутаты избирались от сословий, и дворянство и крупная буржуазия по отношению к своему количеству получали существенно больше представителей, чем остальные классы населения. Новый избирательный закон сделал это неравенство карикатурным. Представители дворян, составлявших меньше 0,1% населения Империи, получали половину мест в думе. Нерусские регионы — Украина, Польша, Кавказ, тоже фактически лишились права голоса — в первых двух Думах от них избиралась более 20% состава, в Третьей и Четвёртой — уже меньше 10%.

Третья и Четвёртая Думы проработали свой положенный срок до конца, так как большинство в них составляли люди, не просто близкие к правительству по взглядам, но и не желающие лишний раз вызывать недовольство царя и избегавшие рассмотрения действительно важных законов, даже если того хотело правительство. А то сами знаете, мало ли что.

Одновременно с демократией закончилась и свобода.

В ночь перед указом о роспуске Думы 37 депутатов социал-демократической фракции были арестованы. Большинство из них отправили на каторгу за “призывы к насильственному свержению государственного строя“.

Оппозиционные публикации и целые типографии начали насильно закрывать, а оппозиционеров — арестовывать и судить военным судом: полицейские законы Николая I и Александра II никто не отменял. Приговоры были самыми жёсткими. Количество смертных казней выросло на порядки: если в 1905, году самых сильных волнений, их было всего 19, то в 1906 — уже 226, в 1907 — 627, а в 1908 — 1330.

На самом деле репрессии начались даже раньше и были даже масштабнее. Статистика выше показывает лишь приговоры, вынесенные гражданскими судами. Через месяц после роспуска первой Думы в России по указанию Столыпина были введены военно-полевые суды. На рассмотрение дел им давалось 48 часов, адвокаты к рассмотрению дела не привлекались. По постановлению этих судов за 8 месяцев было казнено 683 человека. Остановились они лишь потому, что новый, Второй, состав Думы отказался утвердить их юрисдикцию над гражданскими лицами. Вскоре эти военно-полевые суды сменились военно-окружными, по приговорам которых за следующие четыре года казнили 2,8 тысяч человек.

Тут необходимо сказать, что за эти же годы от рук террористов погибло несколько тысяч человек. Оценки разнятся, но по любой из них количество убитых террористами существенно больше, чем цифра казнённых государством.

Тем не менее, свобода и демократия в России после Манифеста 17 октября продержались менее двух лет и закончились с разгоном Второй Думы и началом столыпинской реакции, даже если согласиться с теми, кто считает, что эта реакция была вынужденной.

* * *

Дальше, как все знают, у России был неполный год полной свободы (но не демократии, потому что никаких выборов провести не успели) с февраля по октябрь 1917-го.

После этого свобода была потеряна до 1991-го.

X. Шестая и последняя попытка: девяностые

И тут перед нами встаёт серьёзный вопрос: сколько лет демократии было в России при Ельцине?

Одни говорят, что демократия сохранялась только по 1993 год, когда был разогнан парламент.

Другие — что она закончилась во время выборов 1996-го, когда на стороне кандидата от власти играли все крупные СМИ.

Третьи склонны прощать 1993-й и отмахиваться от разговоров про 1996-й, считая, что демократия в России продержалась до прихода Путина.

Обычно я склонен соглашаться с первыми, но сейчас поддержу точку зрения третьих. В России было так мало демократии, что если считать, что при Ельцине она продержалась только 2 года, картина получится совсем жалкая. Так что в рамках этой статьи, если у меня есть сомнения, я каждый раз буду трактовать их в пользу свободы и демократии, что при Екатерине Алексеевне, что при Борисе Николаевиче.

Тем более что для этого есть основания.

Внешне ситуация в 1993-м очень напоминает ситуацию в 1907-м: глава государства разгоняет законно избранный парламент и избирает новый по собственным новым законам. Но есть и серьёзная разница.

Да, Верховный Совет был разогнан незаконно (хотя и сам он не менее незаконно сместил Ельцина с поста). Но законность его избрания очень сомнительна. Съезд народных депутатов РСФСР, сформировавший Верховный Совет, избирался ещё в 1990-м, по лишь немного обновлённой советской однопартийной системе. Ельцин избирался уже по новому демократическому закону и поэтому явно был гораздо легитимнее.

Тем более, что легитимность роспуска Верховного Совета следовала и из результатов прошедшего в апреле референдума, где за это высказалось более 2/3 голосовавших.

В декабре 1993-го новая Дума избиралась по новому закону, который, в отличие от указа 1907 года, не ограничивал, а расширял право граждан избирать и быть избранными. И эти выборы были вполне свободными. Лучшее доказательство тому — то, что, опять же, в отличие от выборов Третьей Думы Российской империи, оппозиция получила на них большинство.

Так что в 1993-м демократия в России всё же не исчезла.

Не исчезла она и в 1996-м. Несмотря на то, что все крупные СМИ действительно поддерживали Ельцина и многие, очевидно, небескорыстно, сами выборы тем не менее были свободными — в них могли принимать участие любые кандидаты, и честными — несмотря на слухи о фальсификациях, никаких подтверждений тому, что они действительно были, так и не нашлось, ни фактических, ни математических.

Со свободой всё ещё проще, чем с демократией. Все ельцинские годы в России в полной мере были все главные свободы: свобода собраний, свобода прессы, непрерывно критиковавшей президента, свобода союзов и свобода передвижения.

Я понимаю, что не все согласятся с такой трактовкой, я и сам с ней обычно не соглашаюсь, но, как я писал выше, будем снисходительны — если мы начнём судить по гамбургскому счёту, у нас может получиться, что ни свободы, ни демократии в России не было вообще никогда. Так что давайте для целей этого подсчёта решим, что при Ельцине Россия была свободной.

Закончилась эта свобода в 2001-м, с разгоном Путиным оппозиционных НТВ и ТВ-6. Чуть раньше, в 2000-м, в России провели последние честные выборы.

Итак, последний период свободы и демократии случился в России при Ельцине и составлял 10 лет.

На этом всё пока и закончилось.

XI. 35 лет за полтысячелетия

Давайте теперь подсчитаем, сколько же лет государство российское было демократическим и свободным по меркам своего времени.

Пойдём на ещё одну маленькую подтасовку — чтобы насчитать больше, мы будем приравнивать свободу и демократию, и засчитывать все годы, когда в России было либо одно, либо другое, хотя это в целом разные вещи. Свобода без демократии штука непрочная, её как дают, так и отнимают обратно. Демократия без свободы — тоже деньги на ветер. По-хорошему, надо бы было считать только годы, когда в России было и то, и другое. Но мы посчитаем и то, когда они были отдельно. И заодно будем засчитывать неполные года за полные. Чего не сделаешь, чтобы Россия стала свободной.

Итак.

1 год свободы при Лжедмитрии
3 года демократии во время Смуты
5 лет свободы при матушке Екатерине
14 лет свободы при Александре II
2 года свободы и демократии при Николашке
10 лет свободы и демократии при Борис Николаиче.

Итого, с 1472 года, когда предшественница нынешней России, Москва, стала фактически независимой от Орды, в общей сложности 35 лет.

35 из 550 лет существования российского государства: Великого княжества Московского, Русского царства, Российской империи, СССР и нынешней Российской Федерации.

Ещё раз повторю, что эти цифры — результат сознательных натяжек, попытки смотреть на историю России сквозь розовые очки. Если смотреть без них, по Гамбургскому счёту, то от российской свободы, остаются лишь год при Лжедмитрии, год при Николае, год при Временном правительстве, да два года при Ельцине. А если смотреть совсем строго, то есть считать лишь свободу и демократию совместно, то и вовсе лишь три года в общей сложности при Николае и Ельцине.

Но это уж слишком безнадёжно.

Так что давайте всё же возьмём 35 лет и посчитаем, сколько шансов у России стать свободной. Не на несколько лет, как раньше, а навсегда.

Излишне напоминать — но я всё же напомню — что такие расчёты не являются точной научной истиной и могут служить лишь для того, чтобы составить самое общее представление о шансах страны стать свободной. Цифры ниже — не чтоб где-то их использовать, а для наглядности.

НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОВТОРИТЬ ЭТО ДОМА!

Итак, какова для России вероятность окончательно стать свободной?

Но сначала нужно понять, что такое “окончательно“. Ничто не бывает окончательным, всё рано или поздно заканчивается. Закончились динозавры, закончится и Россия и, уж тем более, российская свобода.

Так что нам нужно понять, сколько лет непрерывной свободы нужно России, чтобы люди в ней действительно почувствовали себя свободными и свобода наконец прижилась на российской почве, как она прижилась на английской или французской.

На самом деле любая цифра будет случайной. Страна может быть свободой и 20 лет, как Венгрия до Орбана, и 60, как Италия до Муссолини, и всё равно сползти в авторитаризм. Поэтому я предлагаю взять библейские 40 лет. Этому сроку придаёт основательности не только Библия, но и логика: за 40 лет достигает избирательного возраста уже второе поколение свободных людей, никогда не видевших диктатуры и не знающих страха перед властями.

И ещё один важный момент. Пока не сменились поколения, нет абсолютно никакого основания считать, что каждый уже прошедший свободный год увеличивает вероятность того, что и следующий будет свободным. Ровно с тем же, а то и большим основанием можно считать, что каждый год свободы — пока не сменится хотя бы два поколения — увеличивает вероятность установления тирании. Людям свойственно разочаровываться и забывать хорошее, когда они понимают, что свобода — не волшебная палочка, которая тут же делает жизнь счастливой, они начинают ныть “вот при Сталине порядок был“ и требовать “сильную руку“.

На то, что свобода до поры до времени не накапливается, указывает и то, что в России она ни разу не пережила смену правления.

Для тех, кто знаком с математикой: если смотреть на распределение свободных и несвободных годов, то иллюзия того, что свобода сама себя подпитывает, создаётся исключительно из того, что мы сознательно берём очень мягкие критерии и засчитываем сомнительные годы в свободные целыми пачками. Как только мы перестаём это делать, распределение кардинально меняется, и свобода начинает сама себя уничтожать. Уже из этого видно, что на самом деле свобода одного года на самом деле не зависит от свободы предыдущего.

Никакой “колеи свободы“ не существует, иначе по ней бы уже ехал весь мир. Так что мы будем считать, что свободные и несвободные годы — вещи нейтральные, и свобода до поры до времени сама собой не укрепляется.

Вроде бы это всё.

Ну что же, давайте посчитаем.

XII. Около нуля

Вероятность того, что какой-то год в России будет свободным, составляет 35/550 = 0,0(63). Вероятность того, что в России когда-нибудь выпадет 40 свободных лет подряд, соответственно, будет

0,00000000000000000000000000000000000000000000000140674115849

Кхм. Так мы свободу в России не построим.

Давайте ещё раз смухлюем для Дела Свободы: раз уж мы начали, зачем останавливаться?

Во первых, сократим рассматриваемый период с 550 до 250 лет и будем считать года свободы не со средневековья, а с 1772 года, который (как и многие другие) можно условно считать началом современности. В 1772 произошёл первый раздел Польши, вышла французская Энциклопедия и был создан заговор, подготовивший Американскую революцию.

И, поскольку одного этого будет мало, давайте считать не по годам, а по целым десятилетиям.

С 1772 в России было 2 свободных десятилетия, при Александре II и Ельцине, из 25. То есть вероятность того, что целое десятилетие в России будет свободным, в современную эпоху составляет 2 / 24 = 0,08.

Нам нужно четыре таких десятилетия подряд. Вероятность того, что это хоть когда-то произойдёт составляет 0,08⁴ = 0,00004096

Понятно, что чисто по теории вероятности, если достаточно долго ждать, то такой период всё равно рано или поздно настанет. Вопрос в том, как долго придётся этого ждать.

Ответ не очень утешительный: математическое ожидание наступления свободы в России составляет 22 640 лет. То есть ни нынешнее поколение, ни его дети, ни внуки, ни правнуки, ни прапраправнуки, ни прапрапрапрапрапраправнуки того, скорее всего, не дождутся того, что Россия надолго станет свободной.

Вероятность того, что свобода утвердится в России хотя бы до конца этого века, составляет 0,0001916928, то есть менее 0,02%.

Прямо скажем, не очень большая вероятность.

После публикации этой статьи читатель David Dale предложил считать вероятность наступления свободы в России иначе, по марковским цепям, то есть по вероятности перехода из одного — свободного или несвободного — состояния в другое. Я не согласен с таким подходом, почему — описано выше. Но даже если использовать этот подход, всё равно получаются числа примерно того же порядка.

Половина читателей уже набирает воздуха в лёгкие, чтобы возмущённо закричать, что всё это бред и очернение России, что так считать нельзя и что другие несвободные страны отлично становились свободными. Возьмите, к примеру, хоть Южную Корею!

Про Корею есть пара слов во вступлении. Но в целом я и не спорю. Эта статья — только первый шаг к вычислению шансов России стать свободной. Как я писал в самом начале, прайор (ещё раз советую прочесть предыдущую статью). Дальнейшей оценкой шансов России в свете успехов Южной Кореи мы займёмся в следующий раз.

Продолжение цикла “Прощание с Россией“ можно прочесть здесь: 6, 7

Ссылки на материалы, которые я использовал при написании этой статьи, платные подписчики смогут посмотреть на моих страницах на Substack, Ko-Fi и Patreon.

Новости Конца Света выходили на Радио Свобода (как Новости Других Миров), а потом на The Babel. Теперь они выходит как независимый проект благодаря финансовой поддержке подписчиков. Вы тоже можете помочь им материально прямо здесь, на Substack:

Или на Ko-Fi (больше разных вариантов поддержки и бонусов).