Разгром центра

Завтра во Франции, далее везде

“Фантастика… Торжество за торжеством. Упоение битвой. Буржуазные партии центра разгромлены!”

Дневник Йозефа Геббельса, 14 сентября 1930

“Вы не представляете себе, как изменилось положение нашего движения и Гитлера буквально за одну ночь, с вечера после выборов. Нас внезапно принимают в хорошем обществе. Людям, которые раньше обходили Г. стороной, теперь необходимо с ним поговорить. Немецкая и зарубежная пресса ломятся в наши двери”

Из письма Рудольфа Гесса родителям, 24 октября 1930

Как я писал в предыдущем тексте, крайне правые уже не те. Они не призывают ни уничтожить евреев, ни даже лишить их гражданских прав, они не хотят завоёвывать новые территории для расширения жизненного пространства, они не говорят о демонтаже демократической системы и даже не собираются строить социализм с национальной спецификой. Нынешние западные крайне правые — это обычно умеренно экономически правые партии, которые просто очень не любят мигрантов, особенно мусульман.

Впрочем, у этого правила есть исключение: лидеры как минимум одной европейской правой партии хотят построить настоящий национальный социализм. Без захвата соседних стран и газовых печей, но с регулируемой экономикой и поддержкой трудящихся. Но не всех, а только правильной национальности.

Всего через несколько дней эта партия может прийти к власти во второй крупнейшей стране Евросоюза. Если это случится — а скорее всего так и будет — нынешние выборы во Франции могут стать самыми судьбоносными для Европы за последние 92 года.

А могут и не стать: предсказывать будущее в подобных ситуациях особенно трудно.

А чё сразу Гитлер?

В сентябре 1930-го в Германии произошёл политический взрыв. На парламентских выборах правоцентристское парламентское большинство, сформировавшееся вокруг избранного за 5 лет до этого популярного политического аутсайдера, потерпело неожиданное поражение. Формальными победителями стали левые и крайне-левые, хотя главной сенсацией стал взлёт крайне правых: их фракция выросла в 9 раз, с 12 до 107 депутатов.

Но большинства в парламенте не было ни у кого. Президент назначил нового премьер-министра, сформировавшего правительство меньшинства, которое держалось у власти только потому, что относительно умеренная оппозиция не хотела новых выборов: социал-демократы боялись, что коммунисты и нацисты добьются на них ещё большего успеха, и поэтому голосовали против вотумов недоверия. Тем не менее попытки правительства провести через парламент необходимые экономические реформы раз за разом заканчивались неудачей. Президенту приходилось проводить эти реформы в обход парламента, экстренными декретами. Это никак не способствовало гражданскому примирению. По всей стране регулярно проходили протестные демонстрации, переходящие в вооружённые столкновения и погромы. В конце мая 1932 г. президент решил распустить правительство и назначить досрочные выборы.

Это была рискованная игра, и президент её проиграл. Поддерживавшие его правоцентристские партии получили ещё меньше голосов, чем два года назад. Две из них едва попали в парламент. Вместо того, чтобы усилить позицию Гинденбурга, выборы стали триумфом его недавнего соперника на президентских выборах, которого Гинденбург смог одолеть лишь во втором туре: лидера крайне правых Адольфа Гитлера. Его партия получила 37,3% голосов и 230 мест в парламенте — намного больше, чем любая другая партия со времен основания парламента единой Германии в 1848 году: раньше ни одна другая партия не получала больше 165 парламентских кресел. Крайне левые тоже увеличили своё представительство, с 77 до 89 депутатов. Вместе нацисты и коммунисты получили более половины мест в парламенте, сделав невозможным формирование хотя бы относительно умеренного большинства.

Гинденбург ещё пытался что-то делать. Осенью он снова объявил досрочные выборы, но и они не принесли его сторонникам успеха. Партия Гитлера, правда, показала в ноябре чуть худший результат, чем в июле, зато коммунисты получили ещё больше мест. Попытки помощников Гинденбурга расколоть НСДАП, чтобы сделать партию более сговорчивой, были разгаданы Гитлером и жёстко пресечены.

Нацисты не соглашались поддерживать консервативное правительство с оппозиционных лавок или хотя бы ему не мешать. Входить в него младшими партнёрами крупнейшая в Рейхстаге партия тоже отказалась. Единственное, на что был согласен Гитлер — это возглавить правительство.

Создать правительственную коалицию без поддержки Гитлера было невозможно. Объявлять ещё одни выборы — бессмысленно. Продолжать править в обход парламента — опасно. Через два месяца, в январе 1933-го, Гинденбург назначил Гитлера канцлером коалиционного правительства, в которому у нацистов было всего три кресла из одиннадцати: кроме поста канцлера, они получили должность министра без портфеля для Германа Геринга и министерство внутренних дел для Вильгельма Фрика. Казалось бы, что могло пойти не так?

Сегодня все считают это назначение роковой ошибкой Гинденбурга, считавшего, что он сможет контролировать “богемского капрала“, как он его называл (то ли Гинденбург не считал нужным помнить происхождение австрийского выскочки, то ли перевирал его специально, выражая таким образом презрение), чем-то вроде передачи власти Ельциным Путину, и утверждают, что если бы Гинденбург не выбрал сделать Гитлера канцлером, история могла пойти по другому пути.

Из сегодняшнего дня это действительно так и выглядит. Но в начале 1933-го очень многим казалось, — вероятно, не без оснований — что у Гинденбурга после месяцев бесплодного политического маневрирования оставался единственный выбор: между Гитлером и гражданской войной. Гражданской войны Гинденбург не хотел.

Став канцлером, Гитлер тут же добился роспуска парламента и объявления новых досрочных выборов. За порядком на них следила уже контролируемая нацистами полиция. Она разгоняла предвыборные митинги других партий и “охраняла” избирательные участки.

Что было дальше и чем это закончилось, знают все.

Мы пока не знаем, чем закончится то, что происходит сейчас во Франции, но тамошняя ситуация напоминает немецкие события начала 1930-х даже в деталях. Нет, ещё не январь 1933-го. Сейчас французы находятся в июле 1932-го.

Франция, наше время

Так же, как и в Германии-1932, во Франции-2024 правит избранный 7 лет назад аутсайдер.

Так же, как и немцы за 90 лет до того, французы надеялись, что президент-аутсайдер решит многолетние проблемы страны, но он не оправдал их ожиданий.

Так же, как и в Германии в 1932-м, выборы во Франции досрочные и проходят через два года после выборов, на которых крайне левые и крайне правые сильно потеснили центристов.

Так же, как и в Германии-1932, во Франции-2024 президент уже не может полагаться на парламентское большинство и проводит свои реформы в обход парламента, с помощью формально законных, но экстренных мер.

Так же, как и в Германии-1932, эти реформы, с одной стороны, заставляют граждан затянуть пояса, а с другой - являются слишком нерешительными и половинчатыми и не дают людям никакой надежды на то, что, потерпев год-другой, они станут жить лучше. Их смысл не в том, чтобы страна сделала мощный рывок вперёд, а в том, чтобы она не слишком откатилась назад.

Так же, как и в Германии-1932, во Франции-2024 среди умеренных правых начинают раздаваться голоса, призывающие к сотрудничеству с крайне правыми, чтобы не допустить прихода к власти крайне левых.

Так же, как и в Германии-1932, французские крайне правые в этом году старательно меняют имидж, чтобы выглядеть системными и умеренными. Гитлер перед выборами 1932 года резко сменил риторику, почти перестал упоминать в своих речах евреев, на порядок сократил разговоры о расширении жизненного пространства и уже не призывал ни к каким национальным революциям, при каждом случае заверяя слушателей, что НСДАП свято чтит законы и борется за власть исключительно политическими средствами. Лидеры Национального объединения тоже сменили пластинку, не позволяют себе антисемитских и гомофобных замечаний, не говорят о выходе из ЕС и даже обещают продолжить поставки оружия Украине.

Есть, конечно, и множество отличий.

Во-первых и в главных, “Национальное объединение”, конечно, не НСДАП. Его лидеры никогда не призывали никого уничтожить физически и не требовали новых территорий для увеличения жизненного пространства французов.

Во-вторых, сегодняшнюю Францию, в отличие от Германии 1930-х, не заливает волна политического насилия. Все слышали о нацистских штурмовиках из СА, но они были не одни. В тогдашней Германии у СА было много достойных соперников. По Версальскому договору численность немецких вооружённых сил не могла превышать сто тысяч человек, а правительство Германии боялось экспорта российской революции, и боялось не зря. Численность вооружённых отрядов немецкой компартии, “Союза красных фронтовиков”, Roter Frontkämpferbund, которых в просторечии сокращали до Rotfront, в разные годы составляла 100-150 тысяч человек, и Советский Союз активно снабжал их контрабандным оружием и деньгами.

Поэтому немецкое правительство сквозь пальцы смотрело на боевые отряды других, более лояльных к стране организаций, рассчитывая на их помощь в случае попытки коммунистического переворота. Такие боевые отряды были у каждой крупной политической группы. В “Железном фронте”, созданном социал-демократами и профсоюзами, состояло 2,5-3,5 миллиона человек, 250 тысяч из которых были вооружены. В монархическом “Стальном шлеме” ― 1,5 миллиона, из них 500 тысяч с оружием. Национал-консервативный “Младонемецкий орден” насчитывал 300 тысяч боевиков. Сколько человек было в анархистской “Чёрной повязке”, точно сказать нельзя, так как анархисты, будучи анархистами, центрального учёта не вели, но в относительно крупных городах анархисты могли мобилизовать от 300 до 1000 бойцов. Ну, и те самые штурмовики СА, насчитывавшие 400 тысяч штыков. Запрещены из всех этих полувоенных организаций были только СА и Ротфронт, но этот запрет был чисто формальным, и те, и другие продолжали действовать вполне открыто, ничего особо не боясь и регулярно вступая между собой в бои. Так, незадолго до выборов, нацистские штурмовики решили демонстративно пройти маршем по рабочим районам Гамбурга, населённым приверженцами Компартии. Коммунисты не стали терпеть провокацию и открыли по нацистам огонь из окон и с крыш. Двое нацистов погибли сразу, ещё 10 человек с обеих сторон ― в последовавших за этим перестрелках и поножовщине. Всего по всей Германии в предвыборные месяцы 1932-го в подобных столкновениях боевиков разных партий погибло 1700 человек. Сегодняшняя Франция печально знаменита политическими бунтами, поджогами и терактами, но ничего подобного насилию такого масштаба в ней, к счастью, нет даже близко.

В-третьих, Гинденбургу в 1932-м было 84 года. Это был старый усталый человек, живший в своём имении в Восточной Пруссии и старавшийся приезжать в Берлин только по крайней необходимости, в основном для встреч с главами других государств. С немецкими политиками он в последние годы жизни всё чаще не встречался лично, а общался по телефону, либо обменивался сообщениями через сына Оскара. Через год, в 1934-м, он умер от рака, которым, вероятно, болел уже в 1932-м. После первого президентского срока он собирался уйти на пенсию, но тогдашний канцлер уговорил Гинденбурга остаться президентом ещё на пару лет, до окончания политического кризиса. Ему хотели просто однократно продлить полномочия на два года, но необходимое для этого изменение конституции не прошло в парламенте из-за оппозиции со стороны крайних партий, и в первую очередь Гитлера. В результате Гинденбургу снова пришлось идти на выборы. В 1932-м он мечтал поскорее передать кому-нибудь власть и отойти от дел.

Макрону сегодня всего 46, он бодр, полон сил, и буквально на днях заявил, что не собирается в отставку. Судя по косвенным признакам, он не хочет уходить на покой и после окончания второго президентского срока, надеясь, вероятно, когда-нибудь возглавить весь ЕС. Никто не говорит, что эти планы обязательно сбудутся, но если бы это зависело только от самого Макрона, он бы остался в политике ещё лет на 40. И передавать даже часть ответственности за Францию он явно никому не хочет: кто бы ни стал премьером, ему придётся буквально выгрызать у Макрона свои полномочия.

Всё это выгодно отличает наши дни во Франции от 1930-х в Германии. Но есть и одна вещь, которая сегодня выглядит существенно хуже, чем тогда.

В Германии социал-демократы были достаточно умеренной партией, близкой к центру, и с крупнейшей после нацистов поддержкой избирателей. Они боролись не только с нацистами, но и с коммунистами (что очень любили ставить им в вину советские историки), и нехотя поддерживали назначаемые Гинденбургом до Гитлера правительства, чтобы не позволить политической ситуации сползти в хаос.

Социалистическая партия Франции тоже когда-то была мощной и умеренной политической силой. К ней принадлежал один из самых уважаемых политиков Пятой республики, президент Франсуа Миттеран. В молодости к ней принадлежал и Эммануэль Макрон, но в 2009-м он перестал платить членские взносы. Даже выйдя из партии, он не терял с ней связи. Пять лет, с 2012-го по 2017-й, он проработал на высоких должностях в правительстве социалистов, пока в 2016-м не создал собственное политическое движение, которое на выборах 2017 года беспощадно разгромило его бывших однопартийцев: фракция социалистов в парламенте сократилась с 331 до 45 человек.

От этого разгрома Соцпартия так и не оправилась, да ещё и очень сильно сдвинулась влево. Никакой мощной умеренной силы слева от центра во Франции-2024, в отличие от Германии-1932, не существует, и это может оказать огромное влияние на грядущие выборы.

Правила игры

Выборы во Франции проходят по мажоритарной системе, в два тура. Это ещё одно отличие от Германии — там выборы были пропорциональные, по партийным спискам. Но французские мажоритарные выборы отличаются от большинства других.

Для победы в первом туре в них необходимо набрать не только более 50% голосов людей, пришедших на участок, но и, одновременно, не менее 25% от списочного состава избирателей.

Если в первом туре никто не смог выиграть, во второй, в отличие от большинства стран, проходят не только два победителя, но и каждый кандидат, набравший не менее 12,5% голосов. Поэтому во втором туре французских выборов часто принимает участие три, а иногда и четыре кандидата. Побеждают в нём те, кто получит больше всех голосов, даже если они не набрали больше 50%.

Исключение из этого правила было одно: в первой половине 1980-х советники Миттерана убедили его, что мажоритарная система даёт слишком большое преимущество правым, и если изменить эту систему на пропорциональную, социалистам обеспечены долгие годы бесперебойного правления. Миттеран послушался совета и перед выборами 1986 года изменил избирательную систему на пропорциональную.

Как выяснилось, советники ошибались. По новой пропорциональной системе социалисты потеряли 77 парламентских кресел, а голлисты, наоборот, прибавили 132 и завоевали парламентское большинство. Но, самое неприятное, крайне правый “Национальный фронт” Жана-Мари Ле Пена, который на двух предыдущих выборах не набирал даже 1% голосов, внезапно получил 9.65% и 35 мест в парламенте.

Ни голлистам, ни социалистам этот сюрприз не понравился, и к следующим выборам парламент вернул старую добрую мажоритарную систему.

С тех пор и до самого недавнего времени эта мажоритарная система работала надёжным барьером от крайне правых. На внеочередных выборах 1988 года “Национальный фронт” набрал фактически столько же, сколько за два года до того: 9,66% (здесь и дальше в % указаны результаты первого тура), но смог избрать лишь одного депутата. На следующих выборах в 1993-м процент НФ увеличился до 12,48%, а количество депутатов снизилось до нуля. В 1997-м НФ набрал 14,94% и вывел 76 кандидатов во второй тур, 11 из них — с 1-го места. Депутатом из них снова смог стать только один.

Но через 30 лет система начала ломаться.

Часто это связывают с тем, что в 2012-м Жана-Мари Ле Пена во главе “Национального фронта” сменила его дочь, которая через три года выставила токсичного папашу из партии и начала всеми силами исправлять её имидж, сдвигая её ближе к центру.

Это несомненно сыграло свою роль, но главная причина всё-таки не в Ле Пен, а в Макроне.

Я уже писал выше, что перед выборами 2017 года он решил создать своё собственное движение, которое разгромило его бывших коллег по Соцпартии.

Но жертвой Макрона стали не только социалисты. Его движение вклинилось ровно между двумя главными системными партиями Франции, социалистами и голлистами, взяв от первых либеральную социальную, а от вторых — либеральную экономическую программу.

За шесть десятилетий чередования у власти и голлисты, и социалисты успели здорово надоесть избирателям, тем более что, несмотря на смену этих партий в парламенте, страна уже долгие годы стагнировала, и ни те, ни другие никак не решались провести давно назревшие реформы. Молодой и энергичный Макрон обещал радикальные перемены, и французские избиратели ему поверили, как американские поверили обамовским Hope and Change девятью годами раньше.

В результате избиратели резко побросали голлистов и социалистов и устремились к Макрону. Масштаб бегства стал катастрофой для обеих крупнейших партий. Голлисты, которые теперь назывались “Республиканцами”, пострадали чуть меньше социалистов, но и их представительство в парламенте сократилось почти что вдвое.

Это могло бы быть временным поражением. Право- и левоцентристы могли провести внутренние реформы и дать Макрону серьезный бой. Но они, как оказалось, не умели проигрывать. Вместо работы над ошибками обе бывшие ведущие партии увлечённо занялись выяснением вопроса “Кто виноват“ и внутрипартийной грызнёй.

Макрон потирал руки и скорее всего считал, что теперь у него не будет конкурентов.

Но избиратели не любят, когда их лишают выбора. Лево- и правоцентристы потеряли большинство избирателей, зато начала расти поддержка крайне левых и крайне правых. В полной мере это стало заметно на следующих выборах, в 2022 году.

Во всех странах не любят правительство, но во Франции его не любят особенно горячо. В 2022-м французы, желавшие выразить своё недовольство голосованием за оппозицию, обнаружили, что никакой солидной центристской оппозиции в стране не осталось. И устремили взгляд на края.

Пропрезидентские партии потеряли треть кресел и большинство в парламенте, крайне левые из "Непокорной Франции” Жан-Люка Меланшона увеличили свою фракцию в 5 раз, а крайне правое “Национальное объединение”, под предводительством Ле Пен — аж в 11 раз, с 8 до 89 депутатов.

В 2024-м этот результат может вырасти втрое. По всем опросам, “Национальное объединение” сегодня лидирует, набирая 34%-36% голосов и 240-270 парламентских кресел из 577. Если не случится чуда, партия Ле Пен станет крупнейшей фракцией во французском парламенте. Если чудо случится, она может получить 289 или больше депутатов и сформировать правительство без поддержки других политических сил.

Симпатичный злодей

Партию, которая тогда называлась “Национальный фронт“, создал в 1972 году отец нынешней председательницы, Жан-Мари Ле Пен, дипломированный юрист и политолог, служивший офицером в Иностранном легионе и воевавший в Индокитае и Алжире. Кроме Ле Пена, среди сооснователей партии были два бывших члена Waffen-SS, два бывших члена воевавшего на стороне Гитлера “Легиона французских добровольцев против большевизма”, бывший член вишистской Французской милиции, охотившейся на членов сопротивления, и, одновременно, два бывших члена этого самого сопротивления и бывший боец Свободных французских сил генерала де Голля.

В экономике Ле Пен сначала занимал классическую либеральную линию: он выступал за снижение налогов и против государственного вмешательства в экономику, за приватизацию госпредприятий, сокращение количества чиновников и ограничения права на забастовки.

Но в начале 1990-х его риторика изменилась, и он начал бороться против свободного рынка и глобализации, за защиту французских рабочих и фермеров от международных корпораций и иммигрантов.

В политике Ле Пен с самого начала выступал за “закон и порядок“ и против иммигрантов, чужеродцев, евреев, цыган, мусульман, африканцев, гомосексуалистов, и прочая, и прочая.

Ле Пен не скупился на скандальные заявления. Он говорил, что де Голль был не смелее главы пронацистского правительства Петена, потому что “в Лондоне быть смелым легко“, и вообще регулярно выступал в защиту режима Виши. Он утверждал, что нацисты относились к французам не строже, чем к собственным солдатам. Ширака он обвинял в том, что тот состоит на зарплате у евреев, Саркози, сына иммигранта из Венгрии, называл не иначе, как “этот иностранец“. В начале эпидемии Эболы он говорил, что та наконец-то решит проблему миграции. Про газовые камеры не раз заявлял, что они были незначительной “деталью“ в истории Второй мировой.

Постоянные скандалы приносили ему и его партии 10%-15% голосов недовольных, но они же мешали “Национальному фронту” стать серьёзной политической силой.

В 2010, после почти сорока лет у руля партии, 82-летний Ле Пен решил передать бразды правления дочери.

Став главой “Национального фронта”, Марин Ле Пен активно занялась, как назвали это французы, “дедьяволизацией“ партии, стараясь избавиться от наиболее токсичного наследия отца. Папе это не нравилось. Он начал всё сильнее критиковать дочь и повысил градус собственных токсичных заявлений. После того, как в 2015-м Жан-Мари Ле Пен всего за несколько недель успел очередной раз назвать газовые камеры “деталью истории“, отказаться признать главу коллаборционистского правительства Петена предателем и пригрозить поджарить своих (еврейских) критиков в печке, Марин решила, что с неё хватит, и демонстративно изгнала папашу из партии, которую он сам когда-то и создал.

Вслед за этим Марин вычистила из партийной риторики последние остатки того, что могло вызвать обвинения в антисемитизме, расизме и гомофобии (обвинения, разумеется, не прекратились, но стали гораздо менее убедительными). Теперь программа “Национального фронта” стояла на трёх столпах:

• Борьба против иммиграции

• Обещание вывести Францию из под власти международных бюрократов из ЕС и НАТО

• Забота о простых французских тружениках.

Ле Пен объезжала самые бедные регионы и уверяла оставшихся без работы шахтёров и едва сводящих концы с концами фермеров, что её правительство о них позаботится. Она обещала им новые программы реквалификации, субсидии, сохранение и даже расширение бесплатных государственных служб. И всё это за счёт прекращения помощи мигрантам. Девизом партии стало “Хватит отнимать у бедных и отдавать иностранцам!“

Это помогло Ле Пен совершить прорыв и провести в парламент несколько десятков депутатов. Но в парламенте, где заседает 577 человек, 89 депутатов НФ не могли ничего добиться. На региональных выборах за все прошедшие годы “Национальный фронт”, переименовавшийся в 2018 в рамках “дедьяволизации“ в “Национальное объединение”, не смог взять власть не только ни в одном регионе, но даже ни в одном департаменте. На сенатских выборах им удалось избрать лишь одного сенатора. И, главное, президентские выборы 2022 показали, что, если так пойдёт и дальше, у Марин Ле Пен нет никакой надежды воплотить свою главную мечту и стать президентом.

И тогда Ле Пен решила, что дедьяволизацию нужно начинать с себя. Избирателей отпугивали уже само её имя и родственная связь с Жан-Мари Ле Пеном. К тому же, как стало очевидно после её предвыборных дебатов с Макроном, Ле Пен остро не хватает харизмы. От её улыбки не тают сердца, её голос не заставляет всё забыть и отдать ей свой голос просто потому, что, ну, кому же ещё…

Ле Пен, к её чести, поняла, что партии нужно новое лицо. Желательно молодое и красивое. В сентябре 2021 она назначила своим первым заместителем 26-летнего Жордана Барделлу. В ноябре 2022 Барделла стал президентом партии.

Жордан Барделла родился в 1995 году в рабочем предместье Парижа. В новом президенте французских националистов только одна восьмая французской крови. Его мать — иммигрантка из Италии, отец родился во Франции в семье иммигранта из той же Италии и дочери араба и француженки. Интересно, что думает Жан-Мари Ле Пен о том, что его партией теперь руководит “иностранец“.

Отец Жордана, предприниматель, бросил семью, когда ребёнку был всего год, но не исчез с концами, а забирал сына на выходные, оплачивал его обучение в частной католической школе и возил на каникулы в Майами.

Окончив школу, Барделла пытался поступить в элитный Институт политических исследований Sciences Po, который окончило большинство высокопоставленных французских политиков, но провалил вступительные экзамены. Вместо Sciences Po он поступил в Сорбонну, на факультет географии и территориального развития, но бросил обучение уже через несколько месяцев, чтобы полностью посвятить себя политике.

У Барделлы нет высшего образования, и он никогда толком не работал. В “Национальный фронт” он вступил ещё в школе, когда ему едва исполнилось 17 лет. Вскоре он стал руководителем её районного отделения, а в 20 лет — парижским муниципальным депутатом.

С тех пор его карьера развивалась стремительно. В 21 год он стал членом предвыборного штаба Марин Ле Пен на президентских выборах 2017 года, а той же осенью был назначен одним из трёх пресс-секретарей “Национального фронта”. Следующей весной, в 22 года, он вошёл в политбюро партии и возглавил её молодёжное крыло. В 2019-м, в 23 года, Барделла стал одним из вице-президентов “Национального фронта” и возглавил список партии на Евровыборах. Дальше вы уже знаете: в 2021-м он стал первым заместителем Ле Пен, а в 2022-м — председателем “Национального фронта”.

Барделла — новое человеческое лицо бывшей полуфашистской партии. Он называет глобальное потепление одной из главных угроз человечеству, выступает за легализацию медицинской марихуаны, уверяет, что не собирается отменять однополые браки (хотя лично, как человек, он против), не призывает к выходу из ЕС и отказу от евро, дистанцируется от Путина, называет Россию стратегическим противником Франции и умеренно поддерживает Украину. Когда Зеленский выступал в Европейском парламенте, он, фактически единственный из собственной фракции, ему аплодировал.

Ему 28 лет, он молодой, красивый, улыбчивый, фото- и телегеничный, хорошо говорит и умеет вести дебаты гораздо лучше Ле Пен, и избегает скандальных заявлений. Уже через несколько недель он может стать самым молодым премьер-министром в истории Пятой республики.

Трагический герой

Если у Барделлы получится стать самым молодым главой правительства страны, он отберёт этот титул у её нынешнего премьера, Габриэля Атталя, который стал премьер-министром в 34 года.

У Атталя с Барделлой много общего и кроме молодости.

Он такой же молодой, улыбчивый и харизматичный политик, И, по опросам, ещё более популярный.

Он тоже считается “коронным принцем“, которого его политический мэтр выбрал своим наследником.

Он тоже карьерный политик, который почти не работал на нормальной работе.

Он тоже не этнический француз — его отец еврей, сын тунисского сефарда, а мать происходит из семьи белоэмигрантов и крестила Габриэля в православной церкви.

Отец тоже бросил семью в детстве, правда, Атталю был не год, как Барделле, а семь.

Во всём остальном Атталь является политической и социальной противоположностью Барделлы.

Барделла в 17 лет вступил в “Национальный фронт”. Атталь в 13 лет участвовал в демонстрации против “Национального фронта”, а в 17 вступил в Соцпартию.

Барделла не одобряет гей-браки. Атталь — открытый гей и до 2022 года состоял в официально зарегистрированном партнёрстве.

У Барделлы нет высшего образования, у Атталя их два: диплом политолога от того самого Sciences Po, где растят будущую политическую элиту страны, и диплом юриста от самого престижного юридического института Франции Panthéon-Assas.

В 2016 Атталь вышел из Соцпартии и последовал за Макроном. Попав в парламент от его новой партии, он стал активно выступать с трибуны, умело защищая предлагаемые президентом законы. Вскоре Макрон сделал его пресс-секретарём (ещё одна параллель с Барделлой), потом замминистра, а летом 2023 года — министром здравоохранения. Атталь не успел проработать на этой должности и полгода, как Макрон повысил его до премьер-министра.

С тех пор вся Франция считает, что Макрон, который не сможет баллотироваться на третий срок, готовит Атталя себе в преемники.

В это очень легко поверить не только из-за его стремительного карьерного взлёта, но и из-за того, насколько он похож на Макрона 10 лет назад. Он говорит с теми же интонациями, у него такая же мимика, он с той же лёгкостью и тем же напором ведёт теледебаты с противниками. Недавно какой-то ребёнок спросил Макрона на улице, не братья ли они с Атталем. “Он мог бы быть моим младшим братом,“ — ответил Макрон.

Действительно, мог бы. И ещё месяц назад это было главным активом Атталя. Сегодня это его главный пассив.

Атталь очень популярен. По опросам он второй самый популярный политик страны после бывшего премьер-министра Эдуарда Филиппа. Но эта его личная популярность не конвертируется в голоса для макроновской партии, избирательный список которой Атталь возглавил на этих выборах. Потому что надоевший французам хуже горькой редьки Макрон висит, как гиря у него на ноге. Французы знают, что, голосуя за Атталя, они отдают голос Макрону.

Сам Атталь почти наверняка пройдёт в парламент — в своём избирательном округе он лидирует вполне уверенно, хотя и менее уверенно, чем на предыдущих выборах. Но вытащить на личной популярности всю партию он точно не сможет. А значит, он скорее всего не сможет остаться премьер-министром. И на этом его блестящая карьера может закончиться, как закончилась карьера нескольких молодых перспективных лидеров социалистов и республиканцев, которых уверенно прочили в будущие президенты, пока Макрон не перевернул французскую политическую сцену вверх тормашками: фокус, который через несколько дней может повторить Барделла.

Массовка

Третья, или, точнее, вторая крупнейшая политическая сила на этих выборах — потому что она, очевидно, наберёт на них намного больше голосов, чем центристы — “Новый народный фронт”.

Это наспех собранная после объявления Макроном досрочных выборов коалиция левых и крайне левых партий, в которой состоит четыре избирательных блока и более 50 партий. Точнее, мало-мальски крупная левая партия там только одна: Социалисты. Все остальные члены этого блока крайне-левые. Это Экологисты (которые кроме борьбы с потеплением борются с капитализмом), Коммунисты, и, самые радикальные из левых, “Непокорная Франция” бывшего троцкиста Меланшона, который хочет выйти из ЕС, НАТО и всех соглашений о свободной торговле, закрыть атомные электростанции, резко поднять налоги на богатых и пособия для бедных, национализировать всё, что было приватизировано за предыдущие десятилетия, и даже больше, отменить все дерегулирующие законы, дать гражданство нелегальным иммигрантам и отдавать представителям этнических и сексуальных меньшинств преимущество при приёме на работу. В 2014-м Меланшон оправдывал оккупацию Крыма, в 2022-м, хоть и осудил российскую агрессию, возложил ответственность за войну на “провоцировавшее Россию“ НАТО и выступил против военной помощи Украине. Он превозносит Китай, призывает к бойкоту Израиля и отказывается называть ХАМАС террористами.

Хотя “Непокорная Франция” — самая большая партия новой коалиции, не все её программные приоритеты перекочевали в программу левой коалиции. Требования выхода из НАТО и ЕС, отказ от военной помощи Украине и закрытие атомных электростанций выпали оттуда под давлением социалистов. Остались повышение фактически всех налогов, а также фактически всех зарплат, пособий и пенсий, раздача школьных завтраков за 1 евро (кто-то всё-таки сумел объяснить левым, что совсем бесплатных завтраков не бывает), ограничение цен на продукты первой необходимости и электричество, разрыв соглашений о свободной торговле, признание государственности Палестины, запрет на поставки оружия Израилю, легализация нелегальных иммигрантов, у которых есть работа или учащиеся в школе дети, предоставление всем нелегалам бесплатной медицинской помощи и создание специального агентства для спасения мигрантов на суше и на море. А также отмена основных реформ, которые успел принять Макрон, и созыв Конституционного собрания для принятия новой конституции страны.

Экономисты говорят, что экономическая часть программы окончательно добьёт французскую экономику. Но этого можно не бояться: реализовать эту программу у крайне левых скорее всего не получится. Хотя многие её пункты могут воплотить крайне правые.

Что дальше

Перед вторым туром выборов партия Ле Пен уверенно лидирует. Ей удалось избрать 38 депутатов уже в первом туре — такое во Франции не удавалось никому уже много лет. Чтобы получить парламентское большинство и право сформировать правительство, “Национальному объединению” нужно ещё 251 кресло.

Это кажется вполне реальным: 259 кандидатов крайне правых, хоть и не смогли избраться в первом туре, но заняли в нём первое место, и ещё 120 — второе.

Но даже если “Национальному объединению” не удастся избрать необходимых для большинства 289 депутатов, путь к формированию правительства у них всё равно будет.

Потому что многие классические французские правые, бывшие голлисты, которые много раз меняли название и сейчас называются “Республиканцы”, могут поддержать правительство Барделлы.

Некоторые из них, под предводительством президента партии Эрика Сьотти, сделали это ещё до выборов, фактически переметнувшись к лепеновцам и составив с ними единый избирательный блок. Но их меньшинство, где-то 10%.

Большинство республиканцев осудили Сьотти и идут на выборы сами. Но есть нюанс. Даже те голлистские кандидаты, которые отказались объединяться с лепеновцами сейчас, говорят, что если им придётся выбирать между правительством Барделлы и правительством крайне левых, они поддержат Барделлу как меньшее зло.

Республиканцев в новом парламенте будет немного, 40-60 депутатов согласно прогнозам, но даже если лишь половина из них согласится поддержать Барделлу, он станет премьером. А судя по их высказываниям, желающих его поддержать может оказаться и больше.

Чисто теоретически власть может взять и левый “Новый народный фронт”. В первом туре он уже провёл в парламент 32 депутата — немногим меньше крайне правых. Ко второму туру 125 кандидатов левых подходят на первом месте, и ещё 158 — на втором.

Чтобы левые могли сформировать правительство, почти все эти кандидаты должны выиграть. Это очень маловероятно, но чудеса случаются.

Но даже если все они выиграют, правительства левых всё равно почти точно не будет.

Крайне левые и левые уже заключали альянс перед прошлыми выборами. Но этот альянс продержался в парламенте очень недолго. У входящих в него партий слишком разные взгляды. Социалисты выступают за рынок и капитализм, все остальные — против. Партия Меланшона — за выход из ЕС и НАТО, все остальные — против. И так далее. Левые даже не смогли договориться о том, кто будет их лидером. Меланшон не отказался бы возглавить и блок и правительство, но Социалисты с этим не согласились. В результате левый блок так и не назначил лидера избирательного списка и не назвал кандидатуру своего будущего премьера. Даже на предвыборные дебаты, где от крайне правых всегда участвует Барделла, а от ценристов Атталь, левые каждый раз посылают нового кандидата.

Левым кое-как удалось договориться об общей предвыборной программе, но почти нет сомнений, что если им представится шанс воплотить её в жизнь, они мгновенно переругаются, и их союз распадётся.

Если же крайне-левым всё-таки удастся сформировать правительство, это может стать ещё большим политическим потрясением, чем правительство крайне-правых. В отличие от крайне-правых, крайне-левые даже и не думали смягчать свои позиции, так что от них можно ждать полноценной борьбы с капитализмом, потеплением, расизмом и американским империализмом, после которой от Франции не останется камня на камне.

Теоретически более-менее умеренная часть левых могла бы договориться о дележе власти с макроновскими центристами, которых по прогнозам в парламенте будет не больше 100, а то и существенно меньше: лишь 2 их депутата избрались в первом туре, и только 67 вышли во второй на первом месте. Этого точно не позволит Макрону сформировать собственное правительство, но при удачном стечении обстоятельств могло бы хватить на формирование коалиции с левыми.

Но и такого альянса, похоже, не будет. После первого тура Макрон и Атталь приказали тем своим кандидатам, которые вышли во второй тур, но заняли там только третье место, снять кандидатуры в пользу кандидатов от левых, чтобы не пропустить к власти лепеновцев. Большинство, побурчав, согласились, но многие отказались, заявив, что считают Меланшона большим злом, чем Барделлу. Даже один из ближайших сподвижников Макрона, министр экономики Бруно Ле Мер (который сам не баллотируется), заявил, что за кандидатов партии Меланшона голосовать нельзя ни при каких условиях.

Это может стать началом бунта: после второго тура позиции Макрона ещё больше ослабнут, а позиции лепеновцев усилятся, и нельзя исключать, что многие из макроновских депутатов откажутся идти на союз с Меланшоном, несмотря ни на какие приказы. Кто-то может даже переметнуться к Барделле. Когда крайние партии приходят к власти, у них внезапно появляется много новых сторонников из числа старых противников. Выясняется, что половина этих противников бойкотировали их не из-за своих твёрдых принципов, а из-за того, что не верили, что те когда-нибудь смогут взять власть, и когда они её всё-таки взяли, причины для бойкота исчезли.

Может случиться и так, что большинства после выборов не получит никто: ни лепеновцы, ни макронисты, ни левые. Тогда Макрон может назначить “техническое правительство экспертов“. Некоторые аналитики очень на это рассчитывают.

Но избиратели хотят изменений, а техническое правительство не способно проводить никакие реформы, потому что у него нет поддержи ни в парламенте, ни в народе. Поэтому такое правительство не решит проблему крайне правых (или крайне левых), оно её только отсрочит. Крайне правые или крайне левые всё равно придут к власти, только на год-два позже и с гораздо большим перевесом: за время правления “технарей“ избиратели только ещё больше обозлятся на элиты. Это и происходило в Германии в начале 1930-х: чем дольше правили “технические“ канцлеры, у которых не было народной поддержки, тем больше голосов набирали нацисты и коммунисты.

В общем, перед вторым туром правительство крайне правых кажется если не неизбежным, то очень и очень вероятным.

Что мы можем ждать от такого правительства?

Если судить по предыдущим заявлениям Барделлы, ничего страшного не происходит.

Барделла хочет отменить право на гражданство по рождению на территории Франции, но в этом нет ничего ужасного: во многих демократических странах такое право уже отменили, да и в самой Франции оно уже ограничено. Он хочет ввести миграционные квоты, но к тому же призывают и вполне уважаемые политики в других европейских странах. Он хочет прекратить социальную помощь нелегалам, но и это кажется вполне нормальной и даже необходимой мерой: то, что европейские правительства раздают деньги и бесплатные блага людям, пребывающим в стране незаконно, то есть материально поощряют нарушение законов, не просто абсурдно с точки зрения здравого смысла, но и стимулирует нелегальную иммиграцию. Левым всё это, конечно, не нравится, но в этом нет ничего “фашистского“.

Некоторые экономические заявления Барделлы и вовсе должны нравиться каждому правому либералу. Он называет Францию “чемпионом Европы по налогам и сборам“ и призывает к их снижению. Незадолго до выборов он отказался от планов отменить проведённую правительствам Атталя реформу пенсионной системы. Поддержал он и правительственную реформу, требующую от получателей пособий по бедности 15 часов в неделю отработать на общественных работах. Он не готов жертвовать уровнем жизни французов ради борьбы с изменением климата, не хочет субсидировать ветряные электростанции и призывает к отмене Green Deal.

Проблема в том, что его экономические взгляды не соответствуют взглядам Ле Пен и большинства партии.

Хотя Барделла и стал президентом “Национального объединения”, никто не верит в то, что он реально им управляет. Все считают 28-летнего самородка просто человеческим лицом, которое Марин Ле Пен натянула на партию, чтобы привлечь к ней умеренных правых. Реальная власть в НО по-прежнему принадлежит ей, и, скорее всего, депутаты НО в парламенте будут голосовать так, как скажет она. Это не потребует от них больших компромиссов, так как большинство из них пришло в партию при ней и в основном разделяет её взгляды.

А взгляды эти вполне социалистические или, если хотите, корпоративистско-фашистские. Ле Пен выступает против свободной торговли и за увеличение пошлин. Она против либерализации рынка труда и считает, что о зарплатах и условиях труда работники и работодатели должны договариваться не напрямую, а через свои корпорации: профсоюзы, профессиональные организации и ассоциации предпринимателей. Она выступает против “биржевых спекуляций“, особенно на товарных рынках, и считает, что цены на газ и энергию должны регулироваться государством. Она хочет снова национализировать приватизированные социальные услуги. Она хочет национализировать автобаны, которые сегодня управляются частными компаниями. Она хочет снизить возраст выхода на пенсию и одновременно поднять её минимальный размер. Она хочет повысить минимальные зарплаты и индексировать все остальные. Одновременно она хочет снизить налоги, в первую и главную очередь для юных, бедных и многодетных. Две трети её экономической программы могли бы принадлежать Меланшону.

Всё это предлагается финансировать, отменив пособия иммигрантам и выплаты в общий бюджет ЕС. Отмена пособий вообще неплохая вещь, перераспределение денег внутри ЕС прямо противоречит изначальным принципам Евросоюза, так что и тут возражений нет. Проблема в том, что этих денег никак не хватит на финансирование щедрых социальных программ и одновременное снижение налогов. Вероятно, поэтому, Ле Пен хочет лишить независимости Центробанк. Она сама объясняет это необходимостью выдавать дешёвые кредиты национальной промышленности (что плохо уже само по себе), но и возможность просто печатать деньги наверняка играет тут немалую роль.

В международной политике Ле Пен до недавнего времени выступала за выход из зоны евро, ЕС и НАТО и налаживание тесных связей с Россией. На сайте НО до самого последнего времени весел программный документ по внешней политике партии, обещавший, среди прочего, выход из объединённого военного командования НАТО и разрыв всех двусторонних проектов с Германией. Он исчез оттуда всего несколько недель назад, незадолго до европейских выборов.

Сегодня Ле Пен обо всём этом уже не говорит. Но это не значит, что она этого не хочет. В 1930-1932-м Гитлер тоже перестал озвучивать самые экстремальные позиции НСДАП, отпугивавшие центристских избирателей. Пресса и политики начали писать, что он наконец образумился и сдвигается к центру. Это помогло нацистам победить на выборах и взять власть, после чего внезапно оказалось, что желание нацистов избавиться от евреев, прирасти новыми землями и отменить демократию никуда не исчезало, его просто на время перестали выставлять напоказ.

Так и тут: как только НО придёт к власти, может оказаться, что их желание разорвать отношения с НАТО и наладить связи с Россией никуда не исчезло. Тем более, что Ле Пен не говорит, что она уже не хочет этого делать. Она просто перестала говорить, что хочет. Вместо тихо пропавшего с сайта антизападного документа о принципах внешней политики не появилось никакого другого, с новыми, прозападными, принципами.

Некоторые заявления НО даже и не менялись. В частности, по помощи Украине. Да, Барделла выступает за оказание военной помощи, но остальная партия по-прежнему против.

Ещё одна проблема — то, что даже у на вид вполне приличного и право-либерального Барделлы центральную роль в программе занимают не системные реформы, а именно борьба с миграцией. Именно ей посвящена большая часть программы партии и большинство её предвыборной агитации. “Национальное объединение” даже требует внести “национальный приоритет“, то есть преимущественное право коренных (пока в гражданском, а не этническом смысле) французов на работу, жильё, социальную помощь и т.д., в Конституцию.

Нелегальная миграция в последнее время действительно стала серьёзной проблемой. Но она сама по себе не является главной проблемой и почти никогда ей не бывает, кроме случаев, когда нелегальные мигранты приезжают на танках. То, что иммиграция становится проблемой, — следствие других, более глубоких проблем, в первую очередь чересчур разросшегося социального государства и коллапса правоохранительной системы. Вторую из этих проблем борцы с иммиграцией обычно решают слишком активно, превращая страну в полицейское государство. А первую не только не решают, но даже, наоборот, усугубляют, создавая всё новые привилегии.

Сведение всей политики к борьбе с миграцией, то есть с чужаками — всегда опасный признак, потому что после мигрантов чужаками обычно становятся местные несогласные.

Даже если каким-то чудом ни крайне-правые, ни крайне-левые на этот раз не победят, ничего хорошего ждать всё равно не приходится. Страна расколота буквально напополам, причём по самым опасным линиям. По недавним опросам 51% военных и полицейских собирается голосовать на этих выборах за крайне-правых, а 48% учителей — за крайне-левых. Этот раскол не затянется сам собой, даже если центристам удастся зацепиться за власть.

Почему?

Почему всё это случилось? Почему центр чем дальше, тем больше проседает, а крайние партии торжествуют?

Универсального объяснения нет, есть только версии. По моей версии, это происходит оттого, что люди устали ждать.

Запад, и особенно старая Европа, в последние годы стагнируют. Уровень жизни почти не растёт. Если тридцать-сорок лет назад европейцы ожидали, что их дети и внуки будут жить лучше их, да и они сами лет через 10-20 станут жить лучше, то теперь по опросам они ждут, что их собственная жизнь и жизнь их потомков будет становиться только труднее. Они, как советские люди в 1989-м, хотят перемен. Но смена умеренных партий у власти никаких перемен не приносит, не считая перемен к худшему. И эти перемены к худшему в последнее время ускорились. Сначала началась война в Сирии, и с ней — миграционный кризис и всплеск терроризма. Следом пришла пандемия. И, наконец, война в Украине. Всё это привело к падению зарплат, росту цен и общему снижению уровня жизни. У этих проблем есть объективные причины, независимые от действий политиков. Но политики не смогли найти на них адекватный ответ, и главное — показали, что они ничего не готовы менять.

В 2015-м Макрон, будучи министром экономики в правительстве социалистов, смог преодолеть сопротивление коллег и протолкнуть через кабинет и парламент огромный закон, принёсший действительно серьёзные перемены. Закон, который так и назвали “Закон Макрона“, отменил запрет на работу по воскресеньям и праздникам и ограничения на ночную работу, разрешил работать по многим специальностям без получения специальных лицензий, отменил фиксированные тарифы на целый ряд профессиональных услуг, серьёзно ослабил ограничения на строительство, отменил государственную монополию на железнодорожные перевозки, ограничил компенсации за увольнения и разрешил продажу государственной доли в десятках коммерческих фирм.

Французы поверили, что этот человек действительно способен что-то менять, и избрали Макрона президентом, надеясь, что это только начало, и, получив всю полноту власти, молодой реформатор продолжит свои реформы.

Но этого не произошло. Точнее, не произошло в той мере, в которой надеялись избиратели. Реформы продолжились, но в отличие от “Закона Макрона“, они были в основном косметическими. Так, в рамках пенсионной реформы Макрон просто повысил возраст выхода на пенсию с 62 до 64 лет. В рамках реформы пособий — сократил время их получения с 18 месяцев до 15. В рамках реформы миграции — немного облегчил высылку нелегалов.

Да, даже эти недореформы встречали ожесточённое сопротивление левых, которые выходили на демонстрации, устраивали забастовки и регулярно громили магазины и жгли машины. Если бы Макрон решился реформировать страну по-настоящему, протесты не стали бы больше, их масштаб остался бы примерно тем же. Но Тэтчер, готовой к жёсткой и длительной войне на истощение с левыми и с профсоюзами, чтобы реально изменить страну, из Макрона не получилось. Он испугался. Под давлением улицы и политических конкурентов даже самые беззубые изменения откатывались назад.

К тому же отдельные реформы пошли совсем не в том направлении, которого ожидали его избиратели: например, повышения акцизов на горючее для борьбы с глобальным потеплением они явно не хотели. Так что протестовать начали не только левые, но и правые: Макрон получил движение жёлтых жилетов.

Трудно сказать, почему из решительного министра получился нерешительный президент. Возможно, потому, что тогда Макрон стремился к вершине власти, а теперь, когда он её достиг, стремиться ему уже не к чему, зато ему есть что терять. Но главное не это, а то, что он не дал избирателям перемен, которых все от него ожидали. И избиратели от него отвернулись.

Теперь они хотят перемен от других. Большинство избирателей даже не знает, какие именно перемены им нужны. Но какие-то нужны точно. Убедившись, что нерешительные центристы не способны ни на какие, избиратели обращают взгляд на края, к партиям, которых они избегали, пока их благосостояние росло. Налево, но в основном направо, потому что левые хотят отнимать у них, а правые — у других. Обычные люди не любят, когда у них отнимают. Поэтому крайне правые всегда выигрывали на выборах, как нацисты в Германии и фашисты в Италии, а крайне левым приходится устраивать революции.

Скоро, как и сто лет назад, мы можем увидеть и то, и другое. Как и тогда, избиратели сегодня всё больше убеждаются, что центристы не способны справиться со стоящими перед обществом проблемами. Не только во Франции, но и во всех западных странах.

Скоро мы можем увидеть много политических и экономических экспериментов. Далеко не все они будут удачными. Возможно, кому-то повезёт, как Аргентине, и к власти там придёт настоящий либеральный реформатор типа Милея. Но и Аргентине ещё не до конца повезло — никто не знает, удастся ли Милею завершить свои реформы, или страна снова скатится в левый популизм либо военную диктатуру. Но даже если у Милея всё получится и у него появятся подражатели, им придётся подождать своей очереди. Большинство стран в ближайшие годы, вероятно, будет лечиться от ступора совсем другим средством: национализмом, у кого-то чистым, а у кого-то щедро разбавленным социализмом. Только когда это средства не сработают, как они не сработали в Аргентине, избиратели обратятся к чему-то другому. Если у них ещё останется такая возможность.

Но об этом в следующих текстах.

Дополнение от 8 июля:

Во Франции посчитаны 577 участков из 577. Пора подводить итоги.

Как и предсказывал сегодняшний экзит-полл, на выборах победили крайне-левые из "Нового народного фронта". У них 182 депутата.

На втором месте центристская коалиция Макрона — 168 депутатов.

На третьем крайне-правые из "Национального объединения" Ле Пен — 143 депутата.

На далёком четвёртом классические правые — 60 депутатов.

Остальное в основном мелкие региональные партии заморских департаментов Франции.

Победивший "Новый народный фронт" это именно крайне-левые, а не просто левые. Он является коалицией четырёх партий.

Самая крупная из них, "Непокорённая Франция", получившая 78 кресел — одновременно и самая левая. Она выступает против капитализма, за выход Франции из НАТО и ЕС, против Израиля и украинских "нацистов". Чтобы привлечь в коалицию другие партии она отказалась от самых радикальных требований, но в целом предвыборная программа коалиции это слегка смягчённая программа Меланшона.

Кроме неё в коалицию входят Зелёные, которые куда левее остальных европейских Зелёных: они тоже выступают против капитализма (28 депутатов), коммунисты, с которыми всё ясно уже из названия (9 депутатов), разная региональная крайне-левая мелочь, и, самые умеренные в этой тусовке, Социалисты.

Формально это Социалисты Миттерана и Олланда, ещё недавно одна из двух сильнейших партий Франции. Но на деле от тех Социалистов остались лишь ошмётки, и эти ошмётки очень сильно полевели. Перед выборами Соцпартия фактически раскололась на две неравные части. Меньшая отказалась входить в союз с крайне-левыми и пошла на выборы отдельно. Она провела в парламент всего трёх депутатов. Большая примкнула к меланшонвцам и провела 59 депутатов, которые подписались под антикапиталистической и антиизраильской программой. Эти, уже очень левые, социалисты всё равно заметно адекватнее остальных партий "Нового народного фронта", и не исключено, что они вскоре разругаются с Меланшоном и выйдут из его коалиции. Но и тогда у Меланшона останется 122 депутата. Плюс ещё несколько бывших Меланшоновцев, которых Меланшон выгнал за то, что они не согласились сотрудничать с социалистами, но теперь может взять обратно.

Крайне-правые во Франции — не типичные современные европейские крайне-правые с умеренно правой экономической программой и борьбой против миграции. Лепеновская экономическая программа похожа на лоскутное одеяло. В ней есть классические правые пункты, но по большей части она социалистическая, хотя и далеко не такая левая, как у крайне-левых. Кроме этого лепеновцы в последние годы поддерживают Израиль.

Классические правые перед выборами тоже раскололись на две части. Меньшая примкнула к лепеновцам и шла с ними общим избирательным списком. Большая не захотела этого делать и пошла на выборы отдельно, но не исключает сотрудничества с крайне-правыми там, где у них есть программное сходство. Это даст крайне-правым и лепеновцам примерно 200 голосов в сумме — гораздо меньше 289, необходимых для большинства.

Центристы Макрона, если им очень повезёт, могут в отдельных случаях рассчитывать на поддержку социалистов, классических правых и, возможно, каких-то регионалов. Вместе с ними у них будет 280-290 голосов: едва-едва достаточно для большинства, но вряд ли это большинство сможет проводить какую-то осмысленную политику.

Если Макрону удастся договориться с социалистами и классическими правыми хотя бы о чём-то, это будет большое везение. Но скорее всего Францию ждёт парламентский паралич.

Для Франции это плохо — на следующих выборах крайне-левые и крайне-правые скорее всего получат ещё больше мест. Для остальной Европы скорее хорошо: у Франции будет слишком много забот, чтобы серьезно влиять на европейские дела, и слава Богу — это влияние почти всегда бывает деструктивным, что в политике, где Франция мешает Евросоюзу договариваться с США, Японией, Латинской Америкой и другими возможными союзниками, что в экономике, где она постоянно настаивает на новых налогах, тарифах и регуляциях. Не считая Green Deal: при лепеновском большинстве он бы скорее всего развалился, теперь он спасён, по крайней мере на время.

Список материалов, использованных при написании статьи, платные подписчики получат в следующем посте.

---

Новости Конца Света выходят только благодаря финансовой поддержке подписчиков. Вы тоже можете помочь им материально на Ko-Fi и получить доступ к закрытым материалам и другим бонусам:

или на Patreon, если вам почему-то лучше это сделать именно там или вы хотите это сделать через PayPal ― но там это будет дороже и вам и мне.

или прямо здесь, но здесь меньше планов и бонусов.

Огромное спасибо всем, кто уже помогает.

Гаранты Конца Света:

• Artem Porter

• Георгий Мягков

• Ilya Obshadko

• Edward Ben Rafael

• Dmitriy Vakhrushev

• Ilya K

• Kirill Pertsev

• Lev G

Если вы пока не готовы стать подписчиком, вы можете поддержать этот блог и одноразовым пожертвованием

или криптой.

Если вы пришлёте мне сообщение о переводе и свой имейл, то за €10 или эквивалент в крипте я подарю вам подписку на месяц, €20 ― на три, €30 ― на полгода, а €50 ― на год.

Мои аккаунты в соцсетях:

https://t.me/kaostap
https://twitter.com/ostap
https://www.facebook.com/karmodi/